Светлана Крушина - Путь Богини Мудрой
— Я… — Ивон часто задышал. — Я пришел поговорить о Лионетте… о Стрекозе.
Лионель молча ждал.
— Я… люблю ее.
Лионель опустил ресницы.
— Знаю.
На скулах Ивона проступили красные пятна.
— И хочу жениться на ней.
— И это знаю. Я был бы счастлив за свадебным столом поднять кубок за ваше с Лионеттой счастье, — негромко откликнулся Лионель.
И тогда Ивона прорвало.
— Так оставь ее! — крикнул он, так что маг вздрогнул и отшатнулся. — Оставь ее, колдун! Отпусти! Не мешай нам — добром прошу!
— Ивон! Что ты говоришь? Опомнись!
— Скажешь, что на ней нет твоего заклятья? Что ты не приворожил ее к себе чарами или зельем?
— Нет!
— Я тебе не верю! — Ивон весь дрожал, ноздри его дико раздувались. — Не верю тебе, колдун. Почему Стрекоза рвется к тебе? Почему не слушает ни отца, ни мать? Почему целыми днями пропадает в храме?
— Спроси о том у Стрекозы, — медленно проговорил Лионель. — Клянусь, я не удерживаю ее ни чарами, ни приворотом. Моей власти над ней нет.
— Есть! Даже если ты сам о том не ведаешь — есть!
— Ты ошибаешься, Ивон.
— Ошибаюсь? Нет. Неужели ты так глуп и так слеп, что не видишь очевидного? Ты, великий маг?
Лионель пропустил мимо ушей "великого мага". И бровью не повел.
— Чего ты от меня хочешь, Ивон? Повторяю, я искренне радовался бы вашему с Лионеттой союзу. Но чем я могу помочь? Не о привороте же ты пришел просить.
— Нет! — гневно возразил Ивон. — Это по твоей части, колдун. И если ты честен со мной, если не неволишь Лионетту, вели ей не приходить к тебе больше.
— Велеть не приходить больше? Но ты говоришь, что она не слушает ни мать, ни отца. Так отчего же думаешь, что послушает меня? что значит для нее мое слово?
— Глупец! — снова взорвался Ивон. — Глупец! Не видишь ничего дальше своего носа! Спрашиваешь, что значит для нее твое слово! О Боги! Да ведь она…
— Что?
Ивон стиснул кулаки и шагнул к магу. Но тот быстро вскинул глаза — и Ивон словно споткнулся об его взгляд. Дернулся и бросился вон из кельи. Хлопнула тяжелая дверь. Лионель — встревоженный, с глухо колотящимся сердцем, — остался один.
* * *Он остался один. Ноги вдруг превратились в кисель, а когда он глянул на руки, то увидел, что пальцы мелко дрожат. Такое было с ним впервые. Он опустился на топчан, обхватил руками голову. Разговор с Ивоном неожиданно напугал его. Оставил после себя ледяную иглу в сердце. Что Ивон хотел сказать ему? За что хотел ударить — и почему не ударил?
Напугала Лионеля не сила Ивона, и не боль, которую он мог причинить. Защитить себя Лионель сумел бы. Но ему стало страшно потому, что он понял: он не знает о Лионетте чего-то важного. Не знает того, о чем, по мнению Ивона, он должен, обязан знать. А ему-то казалось, то он видит Лионетту насквозь! Они ведь выросли вместе…
Он долго думал, пересказывать ли Стрекозе разговор. И решил — нет, не нужно ее беспокоить. Да и Ивона было жалко. Судя по всему, ему и без того доставалось от безжалостной Лионетты. Характером она была горяча, на язык — несдержанна. Если что было не по ней, рубила сразу, сплеча. И ласкова была только с Лионелем. Если бы она узнала, что Ивон угрожал ее другу, совсем бедолагу со света сжила бы. А ведь он виноват только в том, что влюблен горячо и, кажется, безнадежно. Его пожалеть бы…
Минуты шли, и Лионель постепенно успокаивался. Ясно было, что все поступки и слова Ивона продиктованы отчаянием. А в отчаянии чего только не наговоришь. И вскоре Лионель бросил ломать голову над недоступными его пониманию загадками. Пусть Лионетта поступает, как ей угодно. А он не станет ни к чему ее принуждать.
Ивон тоже не стал говорить с Лионеттой. Что толку? Все равно она смотрит на него, как на пустое место. И если в том действительно нет вины мага, то… то плохо его дело.
И все-таки Ивон не мог думать о Лионеле иначе как о сопернике. Возвращаясь из храма, он досадовал на себя, что сдержался и не ударил мага. Струсил его чар! Да он мог бы сколько угодно бормотать свои заклинания, Ивон все равно успел бы разукрасить его рябую физиономию багровыми и фиолетовыми разводами. И тогда колдунишке стало бы не до чар. Слишком занят был бы, сплевывая выбитые зубы.
Ивон размышлял об этом, и в душе поднималось презрение к себе, которое почти вытеснило злость на Лионеля. И так он стал себе противен, что несколько дней избегал встречаться со Стрекозой. Ему казалось: стоит ей разок взглянуть ему в глаза, и она сразу поймет, какой он жалкий трус.
* * *Мэтр Эйбел уехал в Карнелин после того, как Лионель получил мантию мага, и с тех пор уже в Аркару не наведывался. И вдруг нагрянул в храм, никого не известив — и произвел своим появлением большой переполох. Старика по-прежнему побаивались, с годами его характер не улучшился. Яду и желчи в нем даже прибавилось.
Едва обменявшись приветствием с аркарским гильдмастером, мэтр Эйбел потребовал, чтобы к нему позвали Лионеля. Несколько послушников тут же бросились разыскивать юношу. Обнаружили его в лаборатории, где он объяснял Лионетте, а заодно нескольким старшим ученикам, особо сложный абзац в алхимическом трактате.
— Я приду сейчас же, — объявил он запыхавшемуся отроку. И повернулся к подруге: — Без меня не продолжайте. Проследи, пожалуйста, чтобы никто без меня ничего не трогал.
Он поспешил за мальчиком, на ходу развязывая тесемки толстого кожаного фартука. Перед дверью класса, где ждал его мэтр Эйбел, скинул тяжелый фартук на руки послушнику и постучал. Ему ответил знакомый брюзгливый голос:
— Лионель? Входи.
— Учитель! — от самых дверей Лионель низко поклонился. А распрямившись, увидел перед собой мэтра Эйбела. Без лишних церемоний старик обхватил его голову и расцеловал в обе щеки. Лионель покраснел от смущения и радости. Поймал сморщенную ладонь мага и хотел было коснуться ее губами, но мэтр Эйбел сердито оттолкнул его.
— Ну, будет, будет! Что это еще такое! — проворчал он. У стены, на прежнем месте стояло то самое резное кресло, которое казалось Лионелю таким неудобным — храмовники не посмели убрать его, и оно три года дожидалось старика. И, наконец, дождалось. Мэтр Эйбел привычно опустился в него и окинул взглядом юношу. — Слышал о тебе, мальчик, много чего слышал! И до нас уже молва дошла. Что ж, не приходится мне, старику, за своего выученика краснеть. Молодец.
— Благодарю вас, мэтр, — тихо отозвался Лионель.
— Только хвалят тебя больно много. Смотри, не возгордись, мальчик. Помни, что ты добился всего через одну только милость Богини.
Лионель ничего не ответил.
— Что молчишь? — нахмурился старик. — Или не так?
