Наталья Резанова - Я стану Алиеной
— Да, кстати, — добавила она, — сам понимаешь, от чужих людей всю эту историю с разбойниками лучше бы скрыть, чтобы позору тебе и твоей племяннице не было. А то ведь как заведено: языками столько грязи нанесут — весь век не отмоешься. Поэтому, ежели кто спросит тебя, когда Лина приехала… сегодня у нас какой день?
— Канун Преображения.
— Ну, скажешь — на святого Бернарда Эрдского.
— Это, значит, неделей раньше.
— Так ведь так бы оно и было, если бы злодеи не помешали.
— Верно говоришь, народ здесь хоть и злой, но сонный, левую руку от правой не отличают, скажешь, что на святого Бернарда, — значит, на святого Бернарда…
Казалось, они совершенно поняли друг друга. Оливер чувствовал себя лишним. Поскольку уже было оговорено, что ночевать они не останутся, Оливер поднялся из-за стола, сказав, что пойдет седлать лошадей. Селия не торопилась, обменивалась с хозяином прощальными любезностями. Однако, вернувшись от лошадей, Оливер застал ее во дворе. Она стояла у незамкнутого окошка и вглядывалась внутрь. Оливер проследил за ее взглядом. Хозяин копошился у ларя. На скамье, вздрагивая во сне, ворочалась Лина. На нее Селия и смотрела.
— Это я, — тихо сказала она. — Понимаешь? Растоптанная, униженная, поруганная — это должна быть я. И это была бы я, если бы не то, что сидит во мне и велит мне убивать. И будь у нее хоть капля соображения, ей бы следовало убить меня за то, что с ней вместо меня сделали. А она благодарит…
«А что с ней будет завтра, когда она проснется и увидит, что тебя нет?» — хотел было спросить Оливер.
Выкатилась неправдоподобно яркая луна, что словно тщилась возместить беспробудную тьму предыдущих ночей. Селия отвернулась от окна. Теперь, словно впервые за все время, он видел ее ясно. Такие лица можно встретить на любой улице, в любой деревне. Вот почему вместо нее схватили другую женщину (одну ли?). Вот почему он никак не мог ее отождествить.
А сейчас может. Хозяин выметнулся на крыльцо:
— Может, останетесь? Ночь все же…
— Да ладно, — ответила Селия. — Какая ночь? Сам видишь — луна, хоть иголки собирай…
— Ладно так ладно, не силком же вас держать. Вот, смотри. Я вам в дорогу собрал — два хлеба, соли мешочек, сыр, вязка чесноку…
— Благодарствуем…
Чинно попрощавшись, Селия повела лошадь в поводу. Оливер последовал ее примеру. Он понимал, что их поспешный уход и без того подозрителен и не должен выглядеть бегством.
— Надеюсь, он поверил тебе, — сказал он.
Она хмыкнула:
— Не считай его дурнее, чем он есть. Ничему он не поверил.
— Зачем же ты так перед ним распиналась?
— А из вежливости, — грубо ответствовала она. — Мы поиграли в хитрецов, и ему приятно. Кроме того, с моих слов он учился, что отвечать, если к нему пристанут.
После паузы он спросил:
— Откуда у тебя было столько денег, Селия?
Ответ он угадал раньше, чем тот прозвучал. Что ж, сам нарвался, теперь выслушивай…
— А что ж ты думаешь, когда я стрелы собирала, то трупы не обыскала? Для того тебя и услала прочь…
Далее они молчали до самой дороги, где она сказала:
— А сейчас забирай хлеб — и будь здоров.
— Что?
— Расстаемся — вот что. Ты же вроде ехал в Эрденон. — Оказывается, она не все пропускала мимо ушей из того, что он о себе рассказывал. А может, и ничего не пропускала. — Ну вот. А я не еду в Эрденон.
— Ошибаешься.
— То есть?
— Я тоже не еду в Эрденон. Я еду с тобой. — И прежде, чем она успела перебить, продолжил: — Я знаю заранее все твои возражения. Не надо мне говорить, что с тобой идти опасно. Я в этом убедился. Именно поэтому я и пойду с тобой. И не убеждай меня, что ты сама можешь за себя постоять. И в этом я убедился тоже. Но опасности бывают разные, в том числе такие, о которых могу знать я и не знаешь ты. В таком случае лишние голова и пара рук лишними в действительности не будут.
— Тебя хорошо обучили риторике в университете. Но на меня она не действует. И конвоиры мне не нужны. У меня они уже были.
— Не пытайся меня оскорбить. Все равно я не обижусь и решения не изменю.
— Слушай, что ты знаешь обо мне, раз готов так безоглядно следовать за мной?
— Я знаю, что ты добра, благородна и отважна. И мне этого достаточно.
Она чуть не захлебнулась смехом:
— Это я-то добра? Ты что, не видел, как я убиваю?
— Видел. Кроме того, эти дни ты все время пыталась убедить меня, какая ты есть негодяйка, мошенница и мародерка. Слишком даже. А что до убийств — ты не могла поступить иначе.
— Так можно оправдать что угодно. Ты вообще-то представляешь, чего от меня можно ожидать?
— Нет.
— Так вот, я тоже не представляю. То, что я вне закона и обвинений против меня больше, чем прожитых мною лет, и обвинения эти по большей части верны, — не самое страшное. Со мной действительно опасно, но самая большая опасность, в том числе и для меня, — это я сама. И не спрашивай меня, что это значит.
— Я и не спрашиваю. Возможно, ты когда-нибудь сама расскажешь.
— Опять он за свое… Ну, убеди меня. Мне бы очень не хотелось оглушать тебя и связывать, а иных способов избавиться от тебя я не вижу.
— Это очень просто. Я не знаю, куда мы едем, но предполагаю, что достаточно далеко и по неизвестным местностям. Ни один человек не может знать всего. Но я учился, и я старше тебя. У меня могут быть знания, которые тебе пригодятся.
— Логично. Ладно, можешь следовать за мной. По крайней мере, у меня будет гарантия, что по расставании ты не бросишься к ближайшему представителю Святого Трибунала и не сообщишь, что произошло с конвоем. — Она подтянулась в седло, довольно неуклюже, надо сказать, но прежде, чем взять поводья, добавила: — И еще. Из того, что ты помог мне перебить конвой, оснований доверять тебе больше, чем кому-либо, у меня нет. Наоборот, я сделала вывод, что ты можешь убивать не раздумывая, без труда и угрызений совести. Так что, если захочешь повторить этот номер со мной, предупреждаю — не стоит. Сон у меня чуткий. Все, поговорили — в дорогу!
И тронулась, не дожидаясь его и не оглядываясь. Он поспешил вслед. Итак, мрачно думал он, Селия пришла к тем же выводам, что и он сам. Но какие она на этом строит умозаключения… Ничего! Сам нарвался, сам. Она не виновата.
Сытые кони, недавно сменившие хозяев, рысили по пустынной дороге, и глухой топот копыт никого не тревожил в ночи. Только луна способна была умучить воспаленный не спящий мозг, но она неумолимо катилась назад, не сходя с места, и все дальше отодвигался столичный Эрденон с его храмами, базиликами, тюрьмами, торжищами, герцогским дворцом и отделением Святого Трибунала. Двое ехали в ночи.
Заботу о лошадях Оливер взял на себя. Селия верхом ездила посредственно, и у него были подозрения, что и во всем остальном опыт обращения с лошадьми у нее небогат. Он задал наводящий вопрос и услышал, что раньше-де была у нее лошадь, но, не доезжая болот, захромала.
