Лана Тихомирова - Ноль
— Да.
— Это был мой однокурсник. Простой студент, как и все. Без связей, жил с родителями и капитала не имел. Даже когда я была беременна не бросил меня, как делали его свестники…
— Где он сейчас?
— Я не знаю
— Что случилось с Арлин?
Маус застопорилась. Движения ее стали медленными, в глаза наполз какой-то нездоровый, нехороший блеск. На лбу выступил пот, руки судорожно затряслись и побелели.
— Я виновата в том, что с ней случилось, — выдавливая из себя по слову, сказала она.
— Что вы думали, что чувствовали. Расскажите, если можете.
Маус еще больше напряглась, теперь она даже дышала через силу.
— Я… мне отчасти повезло. Мама с папой разошлись не за долго до того, как… мама оставила меня одну на полтора года, улетела в Египет, искать какой-то свой путь. И вот в тот момент, когда она должна со дня на день прилететь, у меня на руках ребенок. Маленький такой, миленький, нежный. Она такая розовенькая, хорошенькая. И очень похожа была на Артема, — она замолчала, глядя на подушку умильно.
— Как вы переносили беременность?
Маус оживилась, вскинула голову:
— Хорошо. Я была очень рада. Очень. О маме даже не вспоминала. Мы строили планы, как будем дальше жить с ребенком. И рожала я легко, ну, относительно.
— Сами?
— Сама, конечно. Без паталогий прошло. Врачи удивлялись, что мне удалось так легко первую беременность перенести.
— Это был запланированный ребенок? Желанный? — последний вопрос я задала, уже зная ответ, но я вынуждена была его задать.
— Нет, я и узнала внезапно.
— Вы были рады?
— Да, очень.
— Когда вы вспомнили о маме?
— Когда увидела Арлин в первый раз.
— Когда вам подали ее после рождения?
— Нет, когда принесли первый раз кормить. Я тогда сидела и смотрела, как она кушает, и вспомнила о маме.
Тут Маус снова застопорилась и замолчала.
— Я принесла вам краски, — я выложила захваченные в плен у Виктора пальчиковые краски, — нарисуйте, что вы чувствовали, что думали, когда вспомнили о маме.
— А кисточки?
— Они для пальцев, на меду. У вас нет аллергии на мед?
— Нет.
— Вот и славно. Я загляну к вам через день.
— Я буду очень вас ждать, — улыбнулась маус и с тоской посмотрела на краски.
Мы распрощались и я с Доктором покинули кабинет.
— Я бы еще пятна Роршаха попробовал, — прогнусавил доктор.
— Попробуем. Вы бы пошли, отдохнули.
— Умеешь ты красиво послать, — хмыкнул ван Чех, — Не пойду, из вредности не пойду. Ты же к бухгалтеру сейчас, а мне любопытно, как он отреагирует на твою терапию виртуальным.
Глава 9
Серцет паскаль дер Гертхе встретил меня, раскинув руки.
— Вы посетили меня.
— Те трогайте руками, я вас умоляю, — предупредила я.
Дер Гертхе немного обиделся и занял место на постели.
— Как вы себя чувствуете? — спросила я, — Голова не болит?
— Нет, сейчас гораздо лучше.
— Что вы делали для этого?
— Строил самолетики из бумаги.
— Я кое-что вам принесла. Это — ноутбук.
— О, я работал на таких штуках.
— Я предлагаю вам напечатать роман. Не пишите его от руки, напечатайте.
Дер Гертхе встал в ступор. Он смотрел на ноутбук, не решался его открыть. В углу одобрительно хмыкнул ван Чех и шмыгнул носом.
Минут через десять бухгалтер отмер. Он открыл крышку, сам все запустил, игнорируя любые мои попытки помочь. Глаза его яростно горели.
— Вы точно уверены, что готовы?
— Точно! — резко, недовольно отвечал дер Гертхе.
— Если станет плохо, лучше скажите сами, хорошо? — не отставала я.
— Хорошо.
Долго он не решался что-либо набрать. Видно, его одолевал страх перед виртуальным листом бумаги. Он бледнел, краснел, руки его ощутимо дрожали.
— Истощится и не более, — скептически шепнул ван Чех
— Но он же хочет написать.
— Примерно так же он сидит и над обычным листом. Он может часами так сидеть.
Ван Чех устроился по удобнее на своем месте и приготовился дремать. Я толкнула его в бок.
— Не буянь, — укоризненно пробормотал он и прикрыл глаза.
Я поняла, что вроде как сделала дурость, и оставила доктора в покое.
Раздались первые звуки клавиш. Серцет в ужасе стал удалять все, что написал.
— Этот лист бесконечный, — тихо посулила я. — Сколько бы вы ни печатали он никогда не кончится.
Я задумалась, привыкла уже реагировать на любые проявления доктора, даже если тот спал. Впрочем, что-то подсказываало мне, что он притворяется.
— А давайте поступим так.
Я изменила цвет шрифта на белый.
— Попробуйте.
Далее произошла та же примерно сцена. Дер Гертхе пытался усилием воли заставить себя что-либо написать.
Я думала показать ему возможности, но не была уверена, что стоит это делать. Вгзгляд в сторону ван Чеха не принес результатов. Доктор, подложив кулачок под щеку спал, опершись на стенку. Умилившись, я решила, что рисковать не надо. Пусть Серцет попробует преодолеть страх самостоятельно.
Серцет в изнеможении отпустил руки на клавиатуру.
— Ничего не выйдет, — он едва не плакал, — ничего не выдет.
Вдруг под его пальцем шлепнула одна из клавиш. Дер Гертхе в ужасе уставился в монитор, но там как и ожидалось ничего не было.
Он очень удивился. Удивление придало ему силы. Он стал хаотично жать на клавиши. На мониторе — ничего.
Обернувшись ко мне, он посмотрел лучистыми глазами и поднялся было, но резко сел обратно и развернулся к ноутбуку. Теперь он напоминал мне Виктора, тот частенько, в моменты озарений смотрел таким же лучистым взором. После садился за синтезатор и начинал играть. Тут я слышала только шуршание клавиш.
Через пол часа мне стало скучно. Я вышла из палаты и набрала номер Виктора. Он просил перезвонить позже, писал кому-то портрет.
Я вернулась в палату. Серцет ни на какие раздражители не реагировал. Я походила, смотреть на работу писателя не велико развлечение.
Наконец, я села рядом с доктором. Коснулась лба ван Чеха, Который сполз на подоконник и теперь лежал, растянувшись в пространстве от стула до подоконника, положил голову на локоть. Лоб был горячий, но не такой с утра.
Спустя пять минут я заснула.
— Эй, Бри, не спи на посту! — пробасил на ухо доктор, — слезай с моего плеча. Давай-ка, поднимайся, дитятко.
Я с трудом разлепила глаза.
— Хорошо поспала?
— Хорошо, — зевнула я.
— Я тоже хорошо, — потянулся ван Чех, суставы его прохрустели, он разудало крякнул, — Ну, что тут у нас?
Доктор поднялся, его качнуло, он пошел по стеночке, обошел Серцета и долго смотрел не то, что он делает. Потом обратил выразительный взгляд на меня.
