Джефф Вандермеер - Город святых и безумцев
— Ккк-Кэдимон Сссс-сиггнал?
— Да. И кто это на сей раз? — поинтересовался садовник.
— Прошу прощения.
— Я сказал, — с бесконечным терпением, будто ему, честное слово, не трудно повторить это в третий, четвертый и в пятый раз, произнес садовник. — Я сказал «да, и кто это на сей раз?».
— Дарден. Дарден Кашмир. А вы кто? — Дарден углом глаза следил за голым стариком на катафалке.
— Кэдимон Сигнал, разумеется, — сказал садовник, терпеливо выпалывая сорняки и прикапывая на их место лилии: сорняк, лилия, сорняк, лилия. — Добро пожаловать в мою миссию, Дарден. Давно не виделись.
Стоявший перед Дарденом сморчок в темно-зеленой сутане чертами лица и манерами ничем не отличался от какого-нибудь усохшего нищего с улиц Амбры, но, когда Дарден присмотрелся, ему показалось, что он улавливает некоторое сходство с человеком, которого знал в Морроу. Может быть.
— А кто тогда он? — Дарден указал на голого человека, теперь эякулировавшего в розовый куст.
— Живой святой. Профессиональный праведник. Тебе следовало бы лучше учить теологию. Насколько мне помнится, я должен был вам рассказывать про Живых святых. Если, конечно, не заменил эту тему на Мертвых мучеников. Нет-нет, это просто шутка, Дарден. Имей порядочность посмеяться.
Уже совершенно не возбужденный, а, напротив, уставший, Живой святой прилег на прохладные гладкие камни катафалка и немедленно захрапел.
— Но что здесь делает Живой святой? К тому же голый?
— Я держу его, чтобы пугать кредиторов. Это место обходится недешево. Надо же, а ведь ты сильно изменился!
— Что?
— Я думал, это я оглох. Я сказал, ты изменился. Прошу, не обращай внимания на моего Живого святого. Как я и говорил, он для кредиторов. Достаточно разок его завести, чтобы он изверг себя, и они больше не показываются.
— Я изменился?
— Да, это я уже сказал. — Перестав прикапывать лилии, Кэдимон поднялся и оглядел Дардена с головы до пят. — Ты побывал в джунглях. По правде говоря, жаль. Ты был хорошим учеником.
— Я вернулся из джунглей, если вы это имеете в виду. Переболел лихорадкой.
— Не сомневаюсь. Ты определенно изменился. Вот подержи минутку святую луковицу. — Кэдимон снова присел на корточки: выдернул, прикопал, выдернул, прикопал.
— Вы кажетесь… кажетесь не таким внушительным. Но более здоровым.
— Нет, нет, просто ты вырос, вот и все. И кто ты теперь, раз уж перестал быть миссионером?
— Перестал быть миссионером? — переспросил Дарден и почувствовал, что тонет, а ведь разговор только-только начался.
— Да. Или нет. Лилию, пожалуйста. Спасибо. И почему все, освященное, жить не может без грязи? Но садоводство полезно для легких. Полезно для души. Как поживает твой отец? Какая жалость, что с твоей матерью приключилось такое несчастье. Но как отец его переносит?
— Я больше трех лет его не видел. Пока я был в джунглях, он мне писал, и, кажется, у него все хорошо.
— Ммм. Приятно слышать. В былые времена мы с твоим отцом вели просто восхитительные беседы. Давным-давно. Как же, как же, помню, как мы сидим у него, — ты тогда, конечно, только-только из пеленок вышел — и обсуждаем эстетическую ценность Золотых сфер, пока…
— Я пришел искать работу.
Молчание. Потом Кэдимон сказал:
— Но разве ты не работаешь на…
— Я ушел. — С ударением на «ушел», словно надавил на яйцо, чтобы скорлупа чуть-чуть треснула.
— Да неужели? Я же тебе сразу сказал, что ты больше не миссионер. С тех дней в академии, Дарден, я ничуть не изменился. Ты не узнал меня потому, что изменился ты сам. Я тот же, что и был. Я не меняюсь. А это уже кое-что, ведь о погоде в наших краях такого не скажешь.
Дарден решил, что пора взять разговор в свои руки. Мало просто парировать реплики в этом нелепом диалоге. Нагнувшись, он осторожно положил остальные луковицы на колени Кэдимону.
— Мне нужно место, сэр. Я три месяца был не в себе от лихорадки и сейчас, только-только оправившись, жажду вернуться к миссионерской деятельности.
— Решил не отступать, да? — сказал Кэдимон. — Педант. Блюститель правил. Я тебя помню. Живой святой тебя скорее шокирует, чем позабавит. Никакой непосредственности, сплошь заученность. Ну да ладно.
— Кэдимон…
— Готовить умеешь?
— Готовить? Могу варить капусту. Могу кипятить воду.
Кэдимон похлопал Дардена животу:
— Такое, мой милый, и ежик сумеет. Даже ежик сумеет, если на него поднажать. Нет, я имел в виду кулинарное искусство, как у калейских поваров, способных плеснуть в котел трюмной воды, бросить кусок трехдневной говядины, жесткой как мозоль, и из этого приготовить блюдо настолько сочное и душистое, что много дней потом вкусовые пупырышки так раздражены, что не сможешь съесть даже морковки. Значит, готовить ты не умеешь, так?
— А как стряпня связана с миссионерской деятельностью?
— Ха-ха. А я-то думал, что ветеран джунглей и сам знает ответ! Слышал когда-нибудь про каннибалов? А? Нет, это шутка. К миссионерской деятельности стряпня никакого отношения не имеет.
Присыпав землей последнюю луковицу, он встал и тяжело опустился на скамейку, взмахом руки предложив Дардену к нему присоединиться.
— Неужели вам не нужны опытные миссионеры? — Дарден сел на скамейку рядом с Кэдимоном.
— Извини, у нас для тебя работы нет, — покачал головой Кэдимон. — Ты изменился, Дарден.
— Но вы с отцом… — Кровь бросилась Дардену в лицо. Ухаживать за своей дамой он может до скончания века, но как, не имея работы, быть с тратами, которые повлечет за собой его новый роман?
— Твой отец хороший человек, Дарден. Но наша миссия денег не зарабатывает. Я предвижу суровые времена.
Гордыня поднялась в душе Дардена как безобразный крокодил.
— Я хороший миссионер, сэр. Очень хороший. Вы же знаете, я проповедую уже пять лет. И я сказал, что только что вернулся из джунглей, где едва не умер от лихорадки. Несколько моих товарищей не оправились. Женщина. Женщина…
Тут он умолк, по всему его телу побежали мурашки от внезапного холодка. Лайевиль, Флей, Стерн, Toy и Круг — все они сошли с ума или умерли под натиском зелени и дождя, дизентерии и дикарей с отравленными дротиками. Он один выполз в безопасное место, где в жидкой кашице, заменявшей в джунглях почву, уже не копошились под ним пиявки, навозники и многоножки. Путешествие в ад и обратно, а он даже не помнит всего, что с ним было. Или не хочет помнить.
— Ну-у! Умереть от лихорадки легко. А в джунглях жить проще, Дарден. Даже я при моем слабом здоровье мог бы там выжить. Это в городе тяжко. Если бы ты только потрудился оглянуться по сторонам, то увидел бы, что миссионеров тут пруд пруди. Из окна помочиться нельзя, чтобы не забрызгать десяток. Город от них прямо-таки распирает. Они думают, будто Праздник обещает большую поживу, но эта пожива не для них! Нет, нам нужен повар, а ты готовить не умеешь.
