Антон Орлов - Мир-ловушка
Сейчас он был почти уверен в отсутствии наблюдения. Чувствовать слежку его тоже учили.
Вдоль торца здания в два ряда выстроились округлые рихойские колонны. Титус нырнул под их сень и затаился. Справа он видел мощенную брусчаткой улицу, на той стороне – фасады казенных учреждений с одинаковыми голыми балконами. Блеск металлических завитушек отвлекал внимание от застарелых потеков на стенах. В окнах мелькали делающие вечернюю уборку рабы. По улице двигались покидающие университет вольные слушатели, чиновники, чей рабочий день закончился, носильщики с паланкинами.
Напротив высился глухой торец соседнего корпуса, с похожими колоннами, но среди тех колонн никто не прятался. В этот длинный коридор меж двух колоннад врывался слева косой поток солнечного света. Слева находились здешние задворки, цель Титуса.
Убедившись, что слежки нет, он снял перстень афария и убрал в нагрудный карман с застежкой. Потом за считаные секунды стянул рясу, оставшись в тунике раба, сбросил ботинки. Рабы нередко ходили босиком. Прилизанный темный парик скрыл его светлую шевелюру. Сложив рясу и обувь в заплечную сумку из мешковины (рабы носили в таких свои пожитки), Титус направился навстречу закатному свету.
Пожалуй, стоило повременить, но после наступления темноты он должен спуститься в Нижний Город и доложить Эрмоаре До-Энселе о результатах расследования. Вряд ли результаты ее порадуют… А до этого надо выяснить, каковы планы Тубмона и Атхия на сегодняшний вечер.
Задворки университета выглядели помпезно и запущенно. Позолота на капителях и карнизах облупилась, меж величавых колонн натянуты веревки для белья, вдоль стены стоят корзины с мусором – ночью рабы потащат их через весь город за периметр, а потом по нескончаемым лестницам вниз, к выгребным ямам Нижнего Города.
Делать эту работу никто не хотел, но надсмотрщики уже согнали два десятка рабов, и один поименно всех переписывал, пристроив на колене дощечку и листок бумаги. Увидал Титус в этой несчастной кучке и своих подопечных – то-то его следящий амулет просигналил, что магические паучки находятся во дворе! Подражая повадкам раба, с опасливо-покорным выражением на лице, афарий двинулся мимо.
– Эй! – Надсмотрщик указал на него пальцем. – Иди сюда!
Этого Титус и добивался.
– Да, господин? – Он захлопал глазами, переминаясь с ноги на ногу.
– Иди сюда! – повторил надсмотрщик. – Как тебя звать, олух?
– Кермий, господин.
– Новый, что ли? Я тебя раньше не видел.
– Новый, господин.
Титус отвечал заискивающе, однако без испуга: именно так ведут себя настоящие рабы, в отличие от нелегалов. В кармане его туники лежал документ на имя государственного раба Кермия, изготовленный в печатном цехе Ордена. Надсмотрщик не стал спрашивать документы.
– Давай сюда, Кермий. Потом с тобой разберемся, а сегодня ночью дерьмо вниз потащишь. Парень ты крепкий, вот и будешь при деле…
Его записали. Титус присел на корточки у стены. Солнце скрылось за зданиями напротив, тени удлинялись. Сделав перекличку, надсмотрщик велел идти за корзинами в юго-западный корпус. Титус, сохраняя недовольный, но безропотный вид, потащился вместе со всеми.
– Все обрыдло, все… – еле слышно ворчал Атхий по прозвищу Козья Харя. – Я, свободный…
– Заткнись, – оборвал его недоучившийся маг Тубмон, которого Титус признал, несмотря на исчезновение модных в Нижнем Городе усиков и высветленные брови. – Нам еще жить тут, не ерепенься.
Значит, за шкатулкой они полезут не сегодня и не завтра.
В юго-западном корпусе Титус отстал от группы, свернув в боковой коридор. Кто-то позади звал Кермия и обещал Кермию взбучку, но это его не волновало. В следующий раз он возьмет другой парик и немного грима, а также документ на другое имя.
Зная план университета, он вновь добрался до главного учебного корпуса, переоделся в укромном закутке и спустился на первый этаж уже как афарий. Кое-кто из вольных слушателей задерживался для индивидуальных консультаций, так что никого это не удивило.
Солнце садилось. Выйдя наружу, Титус быстро зашагал по брусчатке в ту сторону, где находился Дом афариев. Он спешил. Денежные мешки вроде госпожи До-Энселе терпеливо ждать не умеют, а он хотел, до визита к ней, поймать Цведония и выпросить фляжку «особого» – это поможет ему прийти в себя после «приятной» беседы с Эрмоарой.
Ректор вялым жестом отослал начальника охраны. Не верил он этому медолийцу с маслеными глазами и вкрадчивым голосом. Наверняка его перекупили. А если выгнать и нанять другого – так ведь и другого перекупят, либо сразу подсунут купленного человека… Начальник охраны утверждал, что все спокойно, все рабы проверены, подозрительных личностей не замечено. Его черные глазки непроницаемо блестели, и некое шестое чувство подсказывало ректору, что он врет.
Вздохнув, профессор Ламсеарий подозвал рабыню, ожидавшую у двери с подносом, на котором выстроилось с полдюжины флаконов из дорогого радужного стекла. Пора принимать лекарства. Ректор не любил лекарства. Одни были отвратительно горькие, другие жгучие, хуже медолийского бурого перца, третьи, магические, вызывали ощущение, будто тело распадается на трепещущие кусочки, и после те срастаются вновь, но уже в ином порядке. Он с завистью поглядел на Шертона, сидевшего на подоконнике: строен, подтянут, ни одного седого волоса… А ведь они почти ровесники! Но Шертон, на свое счастье, не теолог.
– Ты что-то хотел сказать, Арсений? – припомнил он. – Перед тем как заявился этот…
– Угу, – кивнул Шертон. – Твоя позавчерашняя беседа с мальчиками эффекта не возымела. Вчера опять повторилось то же самое.
– Да что ты все заладил… – Ректор с досадой поморщился.
Чтоб угодить старому другу, он позавчера вызвал к себе старшекурсников и в присутствии Арсения отчитал. Сказал им, что обижать вновь поступивших нехорошо, о младших надо заботиться, надо помогать им включиться в университетскую жизнь… Разумеется, это не возымело эффекта! Традиции есть традиции. Однако он надеялся, что Шертон после этого успокоится.
– А чего ты хотел, Арсений? С этим бесполезно бороться, это никогда не прекратится.
– Если проводить с ними душеспасительные беседы – не прекратится, тут ты прав. Я бы на твоем месте действовал иначе. Каждый знал бы: если он начнет издеваться над младшими, не будет ни порицаний, не символических штрафов. Вместо этого я, ректор, лично раздавлю ему яйца и разобью физиономию вот об эту ректорскую столешницу. – Шертон кивнул на стол посреди кабинета, вырезанный из цельной глыбы полосатого мрамора. – Уверяю тебя, Венцлав, тогда бы это живо сошло на нет. После второго-третьего раза.
