Андрей Раевский - Конец игры
Ритуальные приготовления длились почти до полудня. Наконец гонитель бесов протянул неподвижно сидящим в центре магического круга мастерам свои огромные с короткими пальцами ладони, на которых лежало по пилюле. Это были небольшие песочного цвета пористые катышки, но не лёгкие, как пемза, а тяжёлые, как свинец. Беря пилюлю из рук Канкнурта, Сфагам поймал себя на неожиданной мысли. Нет, он не думал о том, что он, быть может, единственный за многие столетья смертный, принимающий НАСТОЯЩИЙ, изготовленный в потустороннем мире эликсир. Не думал он и о том, что может не вернуться из этого более чем рискованного путешествия — "заглядывать через принятое решение" он отучил себя давным-давно. И столь же давно он ни в чём не полагался на чужую волю. А сейчас внезапно вернулось почти полностью вытравленное из души состояние. Быть ведомым — какой это всё таки сладкий яд! Даже для самых сильных и независимых. Положиться на чужой опыт, на чужое знание, на чужую волю — и будь что будет! Уследив за движением Велвирта, берущего свою пилюлю, Сфагам понял, что его противник думает о том же.
Обе пилюли были проглочены одновременно. В первые несколько секунд никаких ощущений не последовало. Но затем внизу живота будто вспыхнул и разорвался огненный шар. В слезящихся глазах потемнело от нестерпимой боли. Голова закружилась, и всё вокруг растворилось в чёрно-огненных кругах. Сфагам не чувствовал, как повалился на землю рядом с Велвиртом и как Канкнурт вместе с силящимся ему помочь Олкрином усаживали его в особую мудрёную позу. Не слышал он наставлений, которые гонитель бесов давал его верному ученику. Он чувствовал лишь то, что летит сквозь чёрную бездну, стараясь за что-нибудь ухватиться. Но ухватиться было не за что, и полёт вниз продолжался. Вскоре, однако, тело стало невесомым, и из безразмерной глухой черноты тяжким и горьким валом накатилась тревога, перешедшая в тоску и безысходное отчаяние. Сфагам ощущал, что его тело осталось где-то недосягаемо далеко — оно было как далёкий покинутый дом, в котором сама по себе ещё течёт обычная правильная жизнь, но войти в который уже никогда не доведётся. Ничто не сравнимо было с этой космической болью осиротевшей души, предоставленной самой себе во мраке полного одиночества. Не было ни времени, ни пространства, а только бесконечное переживание боли. Но затем вдалеке забрезжил слабый огонёк. Он становился всё ярче, превращаясь в широкое круглое окно яркого и холодного неземного света. Тьма и боль отступили, и свет заполнил всё вокруг. Сквозь снопы лучезарного холода стали медленно проступать очертания пейзажа. Свет не только обволакивал, но и пронизывал остроконечные выступы скал, стволы и кроны деревьев и даже воду в журчащем среди камней ручье. Казалось, что потоки колких белых лучей, проходя сквозь вещество, рассыпаются на сотни тысяч мельчайших гранул, которые, перетекая и пульсируя, слегка окрашиваются сизым и голубоватым цветом ледяной изморози.
В этом мире не было того плавного и непрерывного течения ощущений, в котором пребывает человек в обычной жизни. Это скорее напоминало сон, где одно состояние, данное в неразрывно слитном пучке ощущений, внезапно переходит в другое. Только здесь всё было несказанно ярче, острее и подлиннее, чем в любом сне. Сфагам уже шёл по этому сказочному, пронизанному светом пейзажу, не чувствуя под ногами земли, когда откуда-то сверху неожиданно появился Канкнурт. Его синий кафтан с серебряными лентами теперь, развиваясь в потоках светового ветра, сиял ещё ослепительнее.
— Пошли, пошли, нечего к земле жаться! — прогудел он, беря Сфагама за руку. Они поднялись вверх, и Сфагам теперь шёл по воздуху почти так же уверенно, как и его потусторонний проводник. Рядом шагал и Велвирт. Искрящиеся потоки светового ветра трепали его светлые волосы.
Образы ландшафта сменялись, как картинки в калейдоскопе, и вот среди затянутого текучей белой дымкой поля показалось величественное сооружение из двух громадных каменных столбов с покоящимся на них скульптурно отделанным фронтоном. Разглядеть фронтон было почти невозможно — его всё время обволакивала вязкая пелена бурно двигающихся облаков. Столбы были сделаны в виде человеческих голов — один из них был чёрным, другой — белым.
— Вот и ворота Регерта, — провозгласил Канкнурт. — Сможете — входите!
Мастера двинулись к воротам. Их было двое, но каждому казалось, что он идёт один, словно бы в своём собственном сне. С каждым шагом, приближающим к воротам, росло напряжение, и это не было обычным волнением. Каждый из столбов, словно магнит, с чудовищной силой тянул к себе. Но, кроме простой физической тяги, здесь было ещё и другое. Противоборствующие силы схлёстывались и в самой душе идущего к воротам, грозя разорвать её на части. С каждым шагом именно это ни с чем не сравнимое ощущение внутренней раздвоенности становилось всё болезненнее. Чувства звали в одну сторону, разум — в другую, один внутренний человек со своими мыслями, склонностями и воспоминаниями стремился в сторону белого столба, другой же со своим собственным внутренним голосом толкал к чёрному. Эта внутренняя борьба, кроме тоскливой мысли о безумии, приоткрывала пока ещё узкую щёлку в зазоре между половинками души — щёлку в пустоту, в хаос. Образ этого бескачественного и космически жуткого в своей скрытой необъятности хаоса явился в виде зияющей чёрной пустоты. Пустоты НИЧТО, ничего общего не имеющей с таинственной и возбуждающей воображение темнотой ночного неба. Эта страшная чернота наступала из глубин сознания, маяча и проступая сквозь и без того зыбкие очертания предметов. Провалиться в неё означало не просто умереть. Это означало КАНУТЬ В НЕБЫТИЕ, а страх небытия — самый глубокий и корневой страх человека.
Велвирт удерживал ясность разума из последних сил. Но ещё через несколько шагов он уже сам не знал, контролирует ли он своё сознание или нет. Мысли рвались в разные стороны, таща за собой многолетние корни душевного опыта. Душа теперь увидела себя разорванной и скручивающейся вправо и влево завесой, открывающей посредине бездну небытия. Этот зрительный образ разорванной завесы стал для Велвирта кодом концентрации затуманенного немыслимым напряжением сознания. За обеими половинками уследить было невозможно; одна из них, увлекаемая вихревыми потоками ветра, упала на белый столб и скрыла его своими складками. Двигаясь не столько за ней, сколько убегая от хаоса, Велвирт припал к каменной плоти гигантской головы. Ухватив складки своими большими сильными руками, он стал подниматься вверх, не решаясь смотреть по сторонам. И тут откуда-то извне пришла неожиданно спокойная и даже апатичная мысль: "Всё. Конец". Воздушная ткань затрещала под его пальцами, и под ней открылся холодный камень, не белый, а чёрный. Хаос навалился сразу со всех сторон. Последнее, что ощутил Велвирт, была боль в пальцах, мучительно пытавшихся удержать вес тела, вцепившись в узкую и острую грань непонятно даже чего. А потом всё исчезло.
