Наталия Ипатова - Сказки зимнего перекрестка
Он командовал дружиной герцога, потому что был сильнее всех. Временами кто-то из новичков пытался опровергнуть его раз и навсегда установленный авторитет, тогда Власер его бил и рассчитывал оставаться наверху еще очень долго. Достаточно долго, чтобы не заглядывать дальше. Начальник стражи, воевода, коннетабль… Самому ему нравилось слово «центурион». Оно приятно перекатывалось во рту. От него веяло древней римской добротностью, когда люди знали толк в уложениях, когда большой военный лагерь разбивали за час, а обносили рвом — за два, когда сквозь холмы, болота и чащи прокладывали прямые мощеные дороги, и на сто ярдов в обе стороны от них вырубали лес.
В герцоге это тоже было. И в его младшенькой, о которой он сейчас с таким испуганным недоумением размышлял: чем она его взяла? Экая вишенка, гранатовое зернышко, маков цвет. Не раз, не два замечал, как дрожат ноздрей в ее сторону молодые ратники. Не то что остальные блеклые сестры из герцогского курятника, где не упомнишь, которая — кто. Видел однажды, не в этой стране, как за такую парень жизнь отдал и, умирая, улыбался, будто великий дар получал.
Она тогда встала, прошла, произведя не больше шума, чем падающее перо, подошла близко, вторгшись в собственное Власера физическое пространство, остановилась и глянула снизу в глаза, а через них — в душу, чему обычно не учат столь юных дев. Бог знает, они сами этому обучаются.
Как у любого сколько-нибудь деятельного человека, у Власера сложились неоднозначные отношения с Богом. Не имея склонности сомневаться в правомочности действий высшего существа и в осмысленности его промысла, как не стал бы он оспаривать действия командира в бою, не имея также достаточного интеллекта для построения собственных версий, он все же полагал, что когда Господь давал избранному народу список смертных грехов и заповедей, он многого о человечестве не знал. Сам он, во всяком случае, раз и навсегда заменил для себя «не убий» на «не предай». Он также не имел ничего против прелюбодейства и допускал, что в некоторых обстоятельствах вполне возможно возжелать чего-то, принадлежащего ближнему.
— В этом деле ты будешь подчиняться моей дочери Агнес.
Власер втянул в себя воздух и понадеялся только, что проделал это не слишком шумно.
— Я нуждаюсь в вашей помощи, — сказала ему «маленькая мадемуазель». — Я ее прошу. Могу я на нее рассчитывать?
Через ее голову Власер послал ее отцу затравленный взгляд. Тот продолжал улыбаться. Вожак наемной дружины хотел сказать, что не верит в заколдованных принцев и что монсеньор, по-видимому, не верит в них тоже, однако вовремя сообразил, что не в свинопасе дело. Герцог на что-то экзаменует дочь. Власер был довольно умным, но бесхитростным человеком. Твердое «я прошу» из уст дочери сеньора почему-то подкупило его. Раньше его никогда не осаждали нежные девы. Кроме того, он понимал, что бывают ситуации, когда надо бы и честь знать. И хотя насчет всей этой затеи у него сложилось вполне определенное мнение, он просто вынужден был нелюбезно буркнуть:
— Я рад вам услужить, мадемуазель,
— Отлично, — удовлетворенно сказал герцог. — Вот и занимайся.
И по его интонации Агнес заподозрила, что ему очень интересно, как она управится с этим не слишком куртуазным, весьма небезупречным, не всегда послушным господской воле воякой.
И вот теперь, поминутно утирая пот со лба, он по узким, перепутанным, проложенным без всякого предварительного плана коридорам пробирался в отведенную под кладовые и кухни часть замка д’Орбуа. Одно особенно неосторожное движение вызвало саднящую боль. Власер отер с царапины кровь и мельком поглядел на три железных кольца, которые носил на указательном, среднем и безымянном пальцах правой руки. Украшенные массивными накладками в виде треугольника, кольца и квадрата соответственно, эти чудовищные амулеты порождали в его окружении множество кривотолков. Они безжалостно давили его отекающие пальцы, оставляя на них болезненные рубцы, однако Власер никогда с ними не расставался.
Говорили, будто они хранят в себе секрет его воинской удачи или силы, а то и самих его жизни и смерти, символизируя определенную сделку с дьяволом. Он не возражал. Опасливое неудовлетворенное любопытство в отличие от полной ясности, как правило, играет на руку. На самом-то деле он заказывал эти кольца поочередно, трижды, когда ему удавалось избегнуть, казалось бы, неминучей гибели. Они придавали ему мистической значимости, в том числе и в собственных глазах, он был Монстр с Железными Кольцами, и для кого-то это что-то значило. При них, даже будучи пьян, он чувствовал себя правильно ориентированным по отношению к центру Земли, и, разумеется, они были весьма кстати, когда приходилось незамедлительно дать кому-то в зубы.
С наступлением темноты свободные от страж и служб челядинцы и ратники стекались сюда в надежде перехватить сверх пайка, разделить по дорогой дружбе чарку дармового вина с виночерпием герцога, а то и отведать чего послаще от щедрот распаренных кухарок, для которых лишь ввечеру находилась минутка безделья. Обычно, если не устраивался пир для гостей и соседей, к этому времени герцогу уже ничего не было нужно.
Поскольку он шел как бы по делу, то закрыл глаза на двух своих дружинников, почти вовремя отступивших с его дороги в тень, хотя им вовсе не положено было находиться сейчас здесь. Сам из простых, Власер хорошо знал, где и когда не следует закручивать гайки. Он и сам от души ненавидел выслуживающихся сволочей.
Еще минута пути практически на ощупь — факелы здесь давали больше дыма, чем света, а стены плакали — и ему самому пришлось спешно ретироваться в ближайшую нишу и затаивать там дыхание. Мимо, поневоле не торопясь, прошествовала восьмипудовая Мора с корзиной грязного белья. Черный, смешанный с копотью пот блестел на ее голых плечах и локтях, тяжелые груди колыхались в ослабленном корсаже. Что бы она там ни утверждала, приватно или на людях — Мора никогда не делала разницы, — он был вовсе не уверен насчет того ублюдка. А вот насчет страсти Моры считать монеты в чужом кармане — более чем. Во всяком случае, Власер истово надеялся умереть свободным.
Кухня ударила в нос запахом жареной крови и горелого жира, желудок Власера сжался в спазме и затрепыхался в горле, он упер руки в бока и окинул взглядом длинное темное помещение. Кухонная девушка в спешке выскребала котел, то и дело слизывая с пальцев жир. Она была молоденькая, Власер некоторое время повспоминал ее имя, однако решил удовольствоваться простым «эй!».
— Герцог сказал, где-то здесь у вас тот молодчик, что его дочку спас.
