Дмитрий Скирюк - Осенний Лис
Жуга впервые оказался среди такого большого скопления народа. Да и Балаж чувствовал себя неуютно. Толпа бурлила на большой базарной площади, щупальцами заползала в близлежащие улочки, кружилась водоворотами меж ларьков и палаток. «Базарный день!»— заметил Реслав. На углу жарили требуху, продавали на менку целую горсть. Балаж примерился было подзакусить, да Реслав отговорил. Пошли дальше.
Тянулись палатки торговцев, кричали зазывалы. Друзья не знали, куда и смотреть, столько всего было вокруг. Вот веселый бородач развесил под навесом яркие лубки, рядом продают глиняные свистульки — толчется ребятня. Тут куски крашеной ткани, там платье, дальше — больше: обувь на любой вкус и размер, крынки — корчаги, стекло, корзины плетеные, шляпы разные, ведра-бадьи, шайки-лейки… Какой-то узколицый голубоглазый малый в немецком платье торговал зеркалами. Зеркала были на диво ровные, ясные, бросали в толпу яркие блики солнечных зайчиков. Жуга поднял голову, посмотрел на отразившуюся в зеркале скуластую физиономию с копной рыжих волос.
Подошел Реслав.
— Что, залюбовался? — добродушно осведомился он.
— Да уж, что и говорить — неказист. — Жуга постыдился сказать, что видит зеркало впервые в жизни. То есть, свое отражение он, конечно, видел, и не раз — и в лужах, и в реке, но чтобы так…
Реслав вдруг резко обернулся и отвесил затрещину оборванному чумазому пацану, вертевшемуся за его спиной: «А ну, сгинь, пострел!» — прикрикнул сердито, пощупал кошелек за пазухой — не стащили ли. Из толпы вынырнул Балаж.
— Ф-фу! Наконец-то я вас нашел… — он вытер пот рукавом. — Жарко! Пошли дальше, что ль?
Потянулись ряды с разной живностью: утки-гуси, свиньи, скотина. Здесь стояло множество телег, продавцы и покупатели торговались, спорили, ударяли по рукам. Тут троим приятелям тоже делать было нечего, и Реслав поспешил свернуть в обжорный ряд, где румяные разбитные торговки сбывали фрукты-овощи масло, яйца и молоко. Здесь тоже толпился народ, шныряли какие-то нищие. В воздухе тучами летали мухи.
— А почем твое масло, хозяйка? — подмигнув приятелям, «подъехал» Реслав к одной из них.
— Три менки крынка, хлопчик.
Реслав состроил озадаченную мину:
— У! Дорого… Да хорошее ли масло-то?
— Как ни хорошее! Да ты спробуй, сердешный, спробуй, коль не веришь…
Реслав выудил из кармана добрый ломоть хлеба, подцепил ножом масла кус. Размазал, сжевал.
— Ну?
— Чтой-то не разобрал, — неуверенно сказал он. — Может, у соседки твоей лучше?
— Лучше? Да разве ж у нее масло?! Это ж обрат один! Глянь-ка сам!
Соседка тут же затеяла перебранку. Реслав незаметно перешел к следующему лотку.
— Смекаете? — обернулся он к Жуге и Балажу. — Только шибко не жадничайте — понемножку берите. Базар большой.
Дважды повторять не пришлось. Приятели двинулись вдоль рядов, пробуя масло, творог, сметану. Зачерпнули жменю семечек, закусили яблоками, грушами. Напоследок выпили квасу на полушку и, заморивши червячка, пришли в хорошее настроение. Дела и заботы на время отступили, к тому же людской поток вынес троицу на окраину рынка, где близ широких богатых улиц крутились разные веселья. По пути попалась пестрая толпа цыган. Пели, плясали, водили медведя. Медведь фыркал, мотал длинной узкой мордой, вставал на задние лапы, тоже плясал, косолапо, неумело. Народ веселился, но почему-то было жаль топтыгина.
— Береги кошельки, хлопцы! — весело прикрикнул Реслав, рассекая плечом толпу. — Цыгане, они ушлые — детей в рванину обряжают, да золото возами возят!
Молодая белозубая цыганка в ответ на это зыркнула весело черными глазами, рассмеялась, исчезла в толпе, лишь взметнулись вихрем цветастые юбки. Где-то пиликали скрипки. Через минуту Реслава и Балажа вынесло к столбу. Народ вокруг хихикал, подзуживал друг дружку. Невысокий, простоватого вида паренек лез наверх, где в плетеной клетке сидел большой, золотисто-зеленый петух. Хозяин петуха — толстый бородач в красной рубахе — прохаживался вокруг, растравлял публику.
— А ну, честной народ, не гляди друг другу в рот! Кто сильней, кто ловчей — не скажи, не ворожи! Достань петуха — силу покажи, да подарок заслужи! Сей каплун — знатный крикун, курячий топтун, он же — лакомый кус на пирушку, а на носу имеет завитушку!.. Ай, хлопец-молодец, лезет — не долезет! Эй-эй, гляди, вниз не упади!
Столб был, видно, чем-то смазан, а может, просто слишком гладко затесан — под свист и улюлюканье толпы парнишка съехал вниз, не добравшись до клетки каких-то двух саженей.
— Эк слетел, знать, мало каши ел! — развеселился хозяин. — Народ честной, деревенский-городской, не смотри да не стой, коль карман не пустой! Менку бросай, да наверх полезай! Молод или стар — добудь самовар!
Только теперь друзья заметили награду победителю — около столба, на столике сиял колобокой медью полуведерный самовар. Вещь, что и говорить, дорогая, да и в хозяйстве полезная. Какой-то парень с длинными усами выдвинулся из толпы, бросил в шапку менку, поплевал на ладони и полез наверх.
Реслава разобрало.
— Ну, шпарит толстопузый, как по-писаному! — он приставил ладонь козырьком, посмотрел наверх. — Не, не долезет… А добрый самоварчик! Слазать, что ль, за пятухом? А может, ты, Балаж, попробуешь?
Из толпы вынырнул Жуга.
— Эк растащило вас на дармовые самовары! — усмехнулся он, но тоже поглядел наверх с интересом. — Вишь, чего придумали…
— Ты где был?
— Так… шатался окрест. Что, Реслав, полезешь?
— А ты?
— С моей-то ногой? Не…
Усатый, меж тем, тоже до петуха не добрался. Реслав шагнул вперед: «Ну-ка, дай я!»; скинул рубаху, сапоги, сунул все Балажу: «Присмотри». Бросил хозяину менку.
— А вот хлопец добрый, сильный, хоробрый! Долго не спешил, да вишь таки, решил. Полезешь, стало быть? — разошелся тот.
— Погоди языком-то чесать! — Реслав обошел столб, вытер о штаны потные ладони. — Скажи лучше по чести — отдашь самовар, коли залезу?
— Вестимо, отдам!
Реслав под смех толпы с дотошностью осмотрел самовар и полез наверх, по-медвежьи обхватив гладкий столб. Лез он неторопливо, и хотя скользок был путь, к цели помаленьку приближался. Вскарабкавшись саженей на пять, остановился, перевел дух. «Лезь давай! — кричали снизу. — Слабо?»
Реслав попал на скользкий участок, съехал чуток. Толпа засвистела, засмеялась. Реслава вдруг пробрала злость. Он рванулся, ухватился за клетку. Дверца не поддалась. Реслав крякнул, рванул что было сил, и вся плетеная стенка с треском вылетела вон. Реслав от неожиданности чуть не свалился.
Толпа ахнула радостно — петух вырвался наружу, встряхнулся, расправил крылья и неуклюже слетел вниз. Следом съехал Реслав.
