Людмила Горбенко - Вооружен и очень удачлив
— Ловкость рук — и никакого мошенничества. Кто там будет рассматривать в лицо твоего сына? Должны забрать из трактира одного мальчишку с белыми волосами в плаще и клоунском колпаке — они его заберут. Поверь мне как финансисту и дипломатическому работнику, для сильных мира сего люди — это всего лишь цифры. А в цифрах главное что? Главное, чтобы расход с приходом сходился. Хендрик, раздевайся. Не забудь выучить имена матери, отца, деда с бабкой и шестерых братьев, а то оконфузишься на курсах.
— Но как же так?
— Спокойно, без истерик, красавчик, — хлопнул компаньона по спине Оскар и тихо шепнул ему на ухо: — Пока ты упивался «бубном» и дрых, лентяй, я все просчитал. Таких денег на страховке нам в жизни не заработать. И риска никакого. Ты же скулил, что устал от пожилых женщин, которых я тебе навязываю? Вот и отдохнешь денек-другой в молодой мужской компании.
— Денек-другой?! А если этого новоявленного мага будут искать два года?
— Хендрик, не нервируй меня. Не заколдованная же она, в самом деле, эта Башня. Ты столько раз бегал из своего монастыря по девкам, что можешь давать уроки спускания с крыши самому Мерлину. Ты уже практически волшебник, племянничек, только без диплома. Погоди, я кое-что уточню. Солли, ему положен слуга?
Обалдевший от такой скорости решения проблем трактирщик молча кивнул.
— Это случайно не тот паренек с метлой?
— Си.
— Так, Хендрик, — заторопился Оскар. — Снимай эту мантию, одевай опять свой любимый костюм. Вот деньги. Берешь ноги в руки и бегом мчишься на местную трудовую ярмарку. Наймешь себе какого-нибудь нескладного малого, который будет время от времени ронять посуду, а ты — вволю орать на него. Поверь мне как старому дипломату — очень успокаивает. Опять же, будет, кому плести веревочную лестницу или стирать мантию. Помни только одно: он не должен знать Кендрино лично.
— Я не хочу в Башню! — упрямо проорал Хендрик.
Оскар безмятежно подцепил двумя пальцами горсть капусты и понизил голос до зловещего шепота:
— Не хочешь? Ну и не надо. Знаешь что, племянничек: а вернусь-ка я в тот славный городок, где мы с тобой встретились. Навещу монахов, помолюсь, заберу 1000 монет — и на покой. В конце концов, сколько можно быть дипломатом? Хендрик, а почему у тебя вдруг стало такое странное перекошенное лицо? Ах, да! Ты же у нас страдаешь от разбитого сердца! Не надо, малыш. Пустое. Плюнь на все эти глупости и беги на конюшню. Думаю, Подлюка достаточно отдохнула.
Страдающий от разбитого сердца граф вмиг протрезвел. Не имея возможности высказать вслух все, что думает о коварстве дядюшки, он молча заскрипел зубами и от злости буквально впрыгнул в свой костюм. От хлопка входной двери на столе подпрыгнули бокалы, а с вывески над крыльцом сорвалась еще одна буква. Теперь трактир стал называться еще короче: «Дырявый буб».
Владелец насильственно переименованного заведения Солли не обратил на это никакого внимания. Он стоял, комкая бесформенную кучку черного шелка, и не мог поверить своему счастью.
Оскар деликатно, но настойчиво вынул из судорожно сжатых рук старого друга мантию и расправил ее. Через всю грудь, частично переползая на спину, тянулось вышитое золотой нитью имя «Кендрино».
— Был Кендрино, стал Кендр, — довольно сказал Оскар, макая палец в сажу и замазывая лишние стежки. — Или Хендр, что практически одно и то же. И ты еще боишься, что кто-нибудь раскроет наш невинный трюк? Ха! Дети похожи, как два яйца, снесенные одной курицей! Если твоему сыну завить волосы, укоротить нос и немного испугать его, чтобы глаза стали круглей, — родная мать от моего племянника не отличит. Это судьба, Солли.
Город. Работный рынок
Только наивный обыватель полагает, что работный рынок почти ничем не отличается от продуктового. Работный рынок — не просто площадь, где одни предлагают свои руки, а другие их покупают. Это место, где на тесном пятачке сосредоточены тайные обиды на жизнь, надежды на лучшее будущее, гордое осознание собственного превосходства над другими или усталое безразличие. Здесь не пахнет пряностями или душистыми фруктами. Воздух над работным рынком наполнен терпкостью трудового пота, жаркими испарениями разгоряченных тел и дымом жареных колбасок с душком, которыми торгуют лоточники. Независимо от времени года на работном рынке всегда душно, шумно и тесно.
Вытолканный из кустов твердой отцовской рукой Филипп попал в настоящий водоворот. Вокруг него бежали, подпрыгивали, кричали, толкались десятки людей, жаждущих быть нанятыми на работу. Строители, сборщики урожая, наемные убийцы, ткачихи, поденные рабочие, прачки, анонимные доктора и вышивальщицы — в это ясное сентябрьское утро ярмарка была полна «ловцами». «Зверей» же было не так много, и они были переборчивы.
Филипп бестолково топтался на одном месте, не зная, куда девать свои нескладные длинные руки. Наконец он выставил их перед собой, став похожим на перепуганного зайца и чувствуя себя примерно так же.
Начало новой жизни пока не задалось. Его сумку пинали столько раз, что он был практически уверен— ни одного целого грифеля в ней уже не осталось. Табак, который он купил у лоточника для храбрости, почти весь просыпался на землю. Скрученная дрожащими пальцами сырая самокрутка сначала никак не хотела раскуриваться, а потом намертво приклеилась к губе.
Чтобы привлечь к себе внимание, Филипп стал нервной подпрыгивающей походкой прохаживаться вдоль кустов взад-вперед, надеясь, что отец успевает двигаться вместе с ним. Судя по чертыханиям и характерному треску ломающихся веток жасмина, Стульс-старший пока успевал.
— Ищешь работу, малыш? У-у, какие хорошие длинные руки! — Сердце Филиппа ухнуло в пятки, пока невысокий надушенный крепыш с кудрявыми бакенбардами по-хозяйски ощупывал его плечи и локти.
Из кустов послышался такой душераздирающий кашель, словно там умирал туберкулезник.
С опозданием заметив табличку на куртке нанимателя «Фекальс и сыновья. Утилизация твердых и жидких отходов», Филипп отпрыгнул от золотаря и чуть не угодил под копыта серой лошади.
Верхом на ней восседал очень красивый и совсем еще молодой мужчина, почти ровесник Филиппа. В тот момент, когда лошадь уже нависла над рыжей головой юноши, он осознал: вот он — предсмертный миг удачи. На всей площади не найдешь господина приличней и иностранней, чем выглядит этот. Неудивительно, что судьба буквально швырнула их навстречу друг другу, оформив это событие внешне как маленькую катастрофу. Прощай, папа.
Филипп обреченно зажмурил глаза, но в последнюю секунду лошадь вдруг грациозно подпрыгнула «на носочках». Тяжелое копыто пронеслось в миллиметре от лица Филиппа и направилось в сторону скрипящей тележки развозчика разливного пива. К сожалению, торговец успел заметить опасность, когда было уже поздно. Толстяк с характерным животиком засуетился, но тележка неумолимо тащила его со всей силой инерции на таран.
