Виктор Харп - Беглец
— Что ты меня пугаешь, Ринхорт? Ну да, против тебя мне пока не выстоять, но…
Он громогласно захохотал — аж кони, щипавшие поодаль траву, шарахнулись.
— Против меня! Не хочу показаться хвастливым, но мне и маленькая армия не страшна. Зато огненная сущность меня попросту испарит. Бесследно. А тебя — тем более. К счастью, сильных дарэйли огня в мире — раз-два, и обчелся. Тебе нужна своя армия, Райтэ. На твоего деда надеяться нельзя. Особенно, если и сам он станет Гончаром.
Я приуныл. И задумался: почему жрецы Эйне не захватили весь Подлунный мир с такими-то талантами их рабов, да с их-то долголетием? А, может, и захватили, просто мир этого не замечает, как не замечал Ионт Завоеватель того, что стал марионеткой задолго до смерти, лет за двадцать — читал я в детстве хроники империи. Или кто-то мне рассказывал там, за пределами Лабиринта?
"Есть только один способ справиться с твоими и нашими врагами, Райтэ", — вдруг донесся из глубин памяти голос. Тихий женский голос, далекий и нежный, как хрустальное эхо. Сердце громыхнуло, и ноющая тоска заполнила все мое существо, как эхо заполняет ущелье.
Рыцарь легко, одним движением, поднялся с травы, как будто загорал не в тяжелых латах, а нагишом.
— Пора работать, Райтэ, хватит лясы точить.
Мне он лениться не позволял из вредности. По его мнению, принц, сбежавший с престола, достоин был лишь того, чтобы чистить и точить мечи после тренировок, рубить ветки для костра, стирать одежду. Или сооружать удилища, вить из стеблей линь-травы вервие и торчать у реки в надежде, что какая-нибудь чешуйчатая дура клюнет на голый крюк, привязанный к лохматой веревке. Даже если что-то и клевало, то срывалось мгновенно, а на крюке болтались только водоросли.
Я работал до мозолей на ладонях, а дарэйли металла отдыхал от векового рабства. Когда рыцарю надоедало валяться, тщетно ожидая ухи, он вспоминал о том, что взял меня в ученики, и начиналась настоящая каторга.
Но протестовать даже в голову не приходило: кто же будет жаловаться на судьбу, когда она посылает достойных учителей и дает время для того, чтобы подготовиться к драке. А она будет, иначе зачем я здесь?
Всю ночь я ждал, когда нас настигнет погоня, просыпался от малейшего шума и спрашивал у ярких, как лампады, низко висевших звезд: "Почему жрецы медлят?"
* * *Погони не было лишь по той причине, что Ллуф лежал без сознания в подвале жреца Авьела. Иерарх сферы Элементов перестарался, приводя чужого раба к покорности.
Сам Авьел трепетал, напуганный молчаливым гневом Верховного, посетившего скромный дом ростовщика на окраине столицы, где прятался иерарх.
Дарэйли Мариэт хлопотала в подвале над телом раба, залечивая его раны, а Сьент с бледным восковым лицом, положив ногу на ногу и сцепив пальцы на колене, сидел наверху в кабинете Авьела, заняв хозяйское кресло за столом, и слушал лепет иерарха:
— Только случайность спасла меня, равный из равных, чистая случайность! — лепетал несколько полноватый, но могучий жрец с бычьей шеей и борцовскими бицепсами. — Ллуф взбунтовался, и счастье, что я в тот момент отошел достаточно далеко. Одно прикосновение, и он убил бы меня!
Да, он был на волосок от смерти. А начиналось все так восхитительно.
Накануне днем Авьел, едва увидев прибывших с жрецом Пронтором рабов, пленился с первого взгляда совершенством одного из них.
Все дарэйли прекрасны в человеческих телах, а многие и в нечеловеческих формах вызывали восхищение. Но даже пресыщенный иерарх сферы Элементов, и сам создававший, и повидавший за полторы сотни лет многие живые сосуды с дарами духов, был потрясен красотой Ллуфа, светлого дарэйли камня.
Он выглядел, как безупречная статуя, вышедшая из-под божественного резца. Взгляд жреца Авьела наслаждался матовым блеском его мраморной кожи и искрящимися глазами цвета вечерних сумерек, с которыми так гармонично сочеталось ожерелье из крупных сапфиров, его рельефными мышцами, тонким станом и грацией, его сияющими белыми волосами, водопадом струившимися по спине до поясницы.
Как этим неотесанным пещерным жрецам какого-то там третьего ранга, удается создавать такое совершенство? Почему у него, иерарха сферы, рабы и вполовину не так хороши, хотя тоже великолепны по сравнению с лучшими из людей?
Пронтор, остановившийся в доме Авьела, сначала резко отказался одолжить этого дарэйли на ночь: он был наслышан, что иерарх жесток со своими рабами. Но тот поклялся беречь чужое имущество, и горец уступил. К тому же, его раб Ринхорт — тоже, к слову, образчик красоты дарэйли, но куда более мужественной, чем предпочитал Авьел — почуял, наконец, след украденного ритуального ножа Ионта Первого.
Каково же было удивление и огорчение жрецов Эйне, когда выяснилось, что нож все еще рядом — на окраине столицы. Но, увы, на кладбище.
Вместо того, чтобы тащить Ллуфа с собой, Пронтор передал его во временное пользование вожделевшему жрецу. На закате выяснилось, что пользование будет постоянным.
Авьел понял это, когда, отвлекшись на омовение после утоленного первого голода, вернулся к рабу и увидел, что тот пытался бежать. Возможно, в тот миг он бежал на зов хозяина, но в следующий — застыл мраморной статуей в прыжке к окну.
И эта нечеловеческая неподвижность напрягшихся мышц тела, опирающегося о пол лишь пальцами ног, и раскрытый веер взметнувшихся волос, и протянутая вперед рука, коснувшаяся и словно прилипшая к виноградным завиткам оконной решетки, когда-то бронзовой, а теперь ставшей хрупким нефритом, — вся потрясающая красота окаменевшего движения сказала Авьелу о том, что Пронтор мертв.
Наложение на дарэйли заклинания неподвижности, срабатывающего в случае смерти жреца — это непреложное правило обоих Сферикалов, заповедь всех жрецов Эйне, которые, увы, смертны и подвержены печальным случайностям. Если бы Пронтор просто потерял сознание, то связанный с ним дарэйли не окаменел бы, а сказал управляющему им Авьелу о случившемся с его хозяином несчастье. Владелец прекрасного Ллуфа погиб, это несомненно.
И тогда Авьел совершил проступок, за который мог лишиться регалий иерарха, если не жизни: он скрыл происшествие до утра.
Он попытался стать полноправным хозяином Ллуфа и поставить Гончаров перед совершившимся фактом, не дожидаясь решения Сферикала о передаче осиротевших рабов Пронтора другому жрецу.
Но в подвале разыгралась целая битва. Когда, предварительно нанеся на обездвиженного Ллуфа руны связующих заклинаний, Авьел прочитал формулу, снимающую смертное заклятие Пронтора, мерзавец дарэйли словно обезумел и вырывался так, что даже иерарх не справился и призвал своих рабов.
