Брайан Толуэлл - Конан и Великая душа 2. Огни Будущего
Вот слетели легкие набедренные повязки. Изгибаясь в кармических позах, девушки ускорили ритм танца. Волшебник одобрительно забурчал. Такая жизнь нравилась ему. Спася мир, он вполне заслужил отдых.
…Увлеченные танцем, девушки и их единственный зритель не заметили, как в воздухе позади дивана внезапно появились какие-то неясные круги. Сначала едва заметные, они быстро материализовались, превратившись в облачка плотного голубоватого тумана. Из тумана вышел человек, за ним еще один. Когда к первым двум присоединился третий, танцовщицы, наконец, увидели их. Мужчины были высокие, стройные, в одинаковых темно-синих плащах; их угрюмые, бледные лица не выдавали никаких чувств. Вскрикнув, девушки в ужасе прижались друг к другу. Уловив их взгляд, волшебник стремительно обернулся.
— Великая Душа шлет тебе привет, Пелиас, — бесстрастным голосом произнес один из трех, и в ту же секунду старый волшебник, вздрогнув, свалился в глубоком гипнотическом сне.
Не обращая на замеревших в немом испуге девушек никакого внимания, человек в синем вытянул вперед длинную худую руку.
— Книга Судеб, — тихо, но выразительно сказал он, затем неспешно повел вытянутой рукой по периметру комнаты. Когда рука стала показывать на маленький железный сундучок, вмурованный в нишу у дальней стены, из ладони говорившего вырвался тонкий голубой луч. Луч упал на поверхность сундука.
— Она там, — сказал «синий плащ», и вся троица двинулась к сундуку. Примерно с полминуты «синие плащи» немигающим взглядом смотрели на крышку сундука. Неожиданно что-то скрипнуло, крышка открылась, раздался грохот, из недр сундука взметнулся сноп огня, поглотив таинственную троицу.
Когда огонь спал, дрожащие от суеверного страха танцовщицы увидели, как «синие плащи», целые и невредимые, ничуть не подпаленные магическим огнем, склонились над сундуком.
— Старый дурак, — все так же бесстрастно произнес один из зловещих гостей, — надеялся остановить нас этим огнем…
Затем он извлек из сундука огромный, толстый фолиант в блистающем голубом переплете и аккуратно спрятал его в складки широкого синего плаща. Снова войдя в облака волшебного тумана, до сих пор клубившегося посреди комнаты, таинственная троица исчезла. Вслед за нею испарились и голубые облачка. ~ – Проводив полным ужаса взглядом зловещих визитеров, обнаженные танцовщицы, забыв обо всем на свете, с диким визгом бросились прочь, стремясь поскорее покинуть заколдованную башню…
В дальнем углу просторной комнаты, отгороженном полупрозрачной ширмой, на длинной софе возлежала молодая женщина. Ее прекрасные иссиня-черные волоса были спутаны, а кое-где и вырваны с корнем. На изможденном, отражающем глубокие душевные и физические страдания лице чернели кровоподтеки и синяки. Длинные, тонкие царапины испещряли плечи и спину женщины. Зенобия, несчастная королева Аквилонии, отдыхала после «теплого приема», устроенного ей обитательницами королевского гарема Немедии.
Наложницы Тараска ненавидели ее всегда — за благородную и чистую красоту. Когда же простая наложница стала счастливой избранницей могущественного аквилонского владыки, эта ненависть стала пожирать души немедийских красавиц. «Почему она, а не мы?» — задавались они вопросом всякий раз, когда хитрый евнух Фучин в красках живописал роскошную жизнь молодой королевы в аквилонской столице. Два года они ждали дня, когда наконец смогут вволю оттаскать за волосы эту выскочку и потаскушку Зенобшо… И вот этот день настал: бледная, сломленная девушка вернулась в гарем, ведомая безжалостным евнухом.
Он, этот маленький, скелетоподобный кхитаец только тихо посмеивался, наблюдая, как разъяренные наложницы жестоко лупят свою бывшую подругу. Ибо он знал: они выполняют и его работу. Когда крылатый слуга Ях Чиенга похитил аквилонскую королеву прямо с бала в Тарантил, а колдун держал ее пленницей в подземных казематах Пайканга, именно он, Фу Чжин-Хуа, был главным истязателем Зенобии. Пока знаменитый маг колдовал над своими порошками и зельями, его по-шощник развлекался с прекрасной королевой. Нет, то не были плотские забавы: Фучин был кастратом уже не один десяток лет. То были забавы для жестокой и бес-зрдечной души кхитайца: он рассказывал Зенобии непристойяые истории о любовных похождениях ее супруга Конана, показывал омерзительные, леденящие эвь фокусы и дико хохотал, когда она в ужасе зажмуривала глаза. Когда она делала это, он подкладывал под ступни раскаленные угли, и стоило ей снова открыть глаза, как тотчас убирал их…
Да, он славно повеселился с Зенобией, пока не пришел Мститель, Королева была освобождена, а разгневанная чернь истребила всех зловещих слуг Ях Чиенга, Всех, кроме хитрого Фучина. Кхитайцы хорошо знали жестокого евнуха, и оставаться на родине ему было небезопасно. Он подался в Немедию, зная, что недруг короля Конана легко найдет себе друга и покровителя в лице короля Тараска. Так оно и случилось: Тараск поставил Фучина заведовать королевским гаремом…
Когда наложницы устали бить Зеяобию, Фучин поволок ее к этой софе, приговаривая: «А теперь отдыхай, детка! Тебе понадобятся силы, ибо это только начало…». Наложницам же он сказал: «Больше не трогайте ее сегодня, девочки. Королева привыкла к порядку; завтра в это же время повторим экзекуцию». Наложницы так и прыснули от смеха.
…Да, все они — Тараск, Фучин, ее бывшие «подружки» — считают, что воля ее сломлена, а душа заключена в прочную клетку. О, плохо же они знают Зе-нобию, королеву Аквилонскую, ту единственную женщину, что оказалась способной покорить сердце великого героя Конана!.. Жестокие душевные и телесные муки не сломили ее, а торжествующие рожи врагов только добавили ей решимости добиваться свободы — для себя и конечно же, дорогого Конана. Два с лишним года назад она уже спасла Конана из бельверус-ской темницы, затем Конан спас ее; теперь же она спасет его снова! В голове молодой женщины созрел достойный избранницы Конана план освобождения…
Троцеро, наследный граф Пуантена и нынешний правитель Аквилонии, стройный седеющий мужчина с тонкой девичьей талией, мерил пространство королевского кабинета тяжелыми тревожными шагами. Кроме него, в кабинете находились канцлер Аквилонии Публио и командующий армией генерал Просперо.
— Нет, нет и еще раз «нет», — страстно говорил граф. — Ни за что не поверю я, что Конан застрял на офирской границе! Не таков наш король, чтобы бросать слова на ветер!
— Да, он опаздывает уже на три дня, — озабоченно пробормотал высокий и полный Публио.
— А это значит, что-то случилось, — задумчиво поглаживая клиновидную бородку, произнес генерал Просперо.
