Майкл Муркок - Вечный герой
Я смотрел на нее в замешательстве. Ну разумеется, я вернусь к ней!
— Поклянись! — сказала она.
— Ну конечно, поклянусь. Даже и речи не может быть…
— Поклянись.
— Я готов поклясться и тысячу раз, если одного недостаточно. Клянусь. Я клянусь, Иолинда, что вернусь к тебе, моя любимая, свет моих очей…
— Да, теперь хорошо, — она, казалось, была удовлетворена.
На дальнем конце галереи послышался стук торопливых шагов, и я признал в спешащем к нам человеке одного из своих рабов.
— Ах, хозяин, вот вы где! Король Ригенос просил меня привести вас к нему.
Был уже довольно поздний вечер.
— А что угодно его величеству? — спросил я.
— Он не сказал, хозяин.
Я улыбнулся Иолинде и сжал ее руку в своей.
— Что ж, прекрасно. Предстанем перед королем.
Глава VII
Боевые доспехи Эрекозе
Раб привел нас в мои собственные апартаменты. Но там никого не было, кроме моей обычной «свиты».
— А где же король Ригенос? — спросил я.
— Он просил вас подождать здесь, хозяин.
Я снова улыбнулся, глядя на Иолинду. Она улыбнулась мне в ответ.
— Очень хорошо, — сказал я. — Мы подождем здесь.
Ждать нам пришлось не долго. Вскоре в комнату, где мы сидели, один за другим начали входить рабы, которые несли какие-то довольно неуклюжие металлические предметы, завернутые в промасленный пергамент. Я смотрел на все это, страшно заинтригованный, хотя и старался не показать виду, что взволнован.
Потом наконец явился и сам король Ригенос. Он, казалось, был значительно более возбужден, чем обычно, да и Каторна, вопреки обыкновению, с ним не было.
— Здравствуй, отец, — сказала Иолинда. — Я…
Но король Ригенос поднял руку, приказывая ей замолчать, и обернулся к рабам.
— Снимите покровы, — велел он им. — Да поторапливайтесь!
— Король Ригенос, — начал было я, — мне бы хотелось сообщить…
— Прости, лорд Эрекозе. Посмотри сперва, что я принес. Это долгие годы хранилось в самых потаенных подземельях дворца. Они ждали тебя, Эрекозе. Тебя!
— Ждали?..
И тут последний кусок пергамента был сорван и отброшен на каменные плиты пола. Взору моему открылось дивное зрелище.
— Это боевые доспехи Эрекозе. Они покоились в каменной гробнице, в самом глубоком подземелье, и ждали, когда Эрекозе снова сможет облачиться в них.
Латы были из черного сверкающего металла. Они казались совершенно новыми. Их создатель был величайшим в истории человечества мастером, ибо латы являли собой образец подлинного искусства.
Я взял в руки нагрудную пластину.
В отличие от доспехов Королевской Гвардии, эти были совершенно гладкими, лишенными каких бы то ни было выпуклых украшений. Из гофрированного металла были только наплечники, которые широкими крыльями прикрывали шею и голову от удара мечом, топором или копьем. Шлем, нагрудные пластины, ножные латы и все остальное было гладким.
Металл был легким, но, видимо, очень прочным, как и тот, из которого сделан был мой меч. Черная его полированная поверхность сверкала. Блеск был ярким — почти слепил глаза. В своей простоте доспехи эти действительно были прекрасны — столь прекрасным может быть лишь произведение подлинного искусства и мастерства. Единственным украшением служил густой султан алого цвета, сделанный из конского волоса и прикрепленный к верхушке шлема. Я прикоснулся к латам с почтением: так касаются шедевра тонкой работы; однако в данном случае шедевр был предназначен для того, чтобы защитить мою жизнь, так что как бы то ни было, а почтение мое от этого значительно возрастало!
— Благодарю тебя, король Ригенос, — сказал я, испытывая самую горячую признательность. — Я надену эти доспехи в тот день, когда мы выступим в поход против элдренов.
— Этот день — завтра, — тихо сказал король.
— Как?
— Сегодня прибыл последний из наших боевых кораблей. Сегодня было завершено комплектование экипажей. Сегодня была установлена последняя пушка. Утром будет высокий прилив — мы должны этим воспользоваться.
Я уставился на него. Не провели ли меня? А что, если Каторн заставил короля не открывать мне дня и часа начала похода? Но по лицу короля никак нельзя было сказать, что он что-то таит в душе. Я отбросил сомнения и решил считать его слова искренними. Потом посмотрел на Иолинду. Она была совершенно потрясена.
— Утром… — проговорила она.
— Да, завтра утром, — подтвердил король Ригенос еще раз.
Я прикусил губу.
— Но тогда мне нужно как-то приготовиться…
— Отец… — начала было Иолинда.
Он посмотрел на нее:
— Да, дорогая, я тебя, слушаю.
Я заговорил первым, но вдруг остановился. Она быстро взглянула на меня и тоже не проронила ни слова. Как-то не получалось просто сказать ему об этом, и вдруг нам показалось, что лучше пока сохранить нашу любовь, наш союз в тайне. Ни она, ни я не знали, почему это так нужно.
Король проявил такт и решил удалиться первым.
— Чуть позже мы обсудим с тобой последние детали, лорд Эрекозе.
Я поклонился. Он вышел.
Мы с Иолиндой какое-то время ошарашенно смотрели друг на друга, потом бросились друг другу в объятия и заплакали.
Джон Дэйкер никогда бы об этом не написал. Он, конечно же, посмеялся бы над подобной сентиментальностью. Как и над теми, кто счел бы чрезмерно важным военное искусство. Да, Джон Дэйкер никогда бы не написал об этом, но я должен.
Я чувствовал, как в душе моей зародилась и крепнет жажда битвы. Былое, давно забытое возбуждение снова охватило меня. Но сильнее этого чувства все же была моя любовь к Иолинде. Любовь эта казалась мне более спокойной, более чистой, дающей куда большее удовлетворение, чем обычная плотская любовь. Это было нечто совсем иное. Возможно, это и была та самая рыцарская любовь, которую превыше всего превозносили святые отцы.
Джон Дэйкер на моем месте непременно заговорил бы о подавленном половом влечении и мечах в качестве символов полового сношения. И так далее, и тому подобное.
Может быть, он оказался бы прав. Но мне так не хотелось, чтобы он оказался прав, хотя я прекрасно представлял себе все разумные доводы, которыми можно было бы подкрепить подобную точку зрения. Во все времена люди стремились видеть все только сквозь призму собственных сиюминутных представлений. Понятия, свойственные этому обществу, явно отличалась от моих, но я лишь весьма смутно представлял себе, сколь велики эти отличия. Пока что мне всего лишь хотелось соответствовать представлениям Иолинды о герое. Вот и все. И последующие события, по-моему, развивалась (в отношении меня) именно в этих рамках.
