Юлия Григорьева - Искупление (СИ)
От нежелательной беременности я принимала травяной настой, который мне готовил герцогский лекарь. Сначала об этом заботился сам Най, понимая, что в первые месяца нашего сожительства я была не готова к беременности, а после заботилась я сама. Потому что детей от своего любовника я упорно не желала. Любви не появилось, но исчезла жгучая ненависть. Меня с ним связывала привычка и страсть, его со мной иные чувства.
Через год после моего поселения во дворце его сиятельства я заметила, что Найяр опять становится хмурым. На мой вопрос о причинах дурного настроения, он ответил вопросом:
— Почему ты не полюбишь меня? — я не нашлась, что ему ответить. — Я люблю тебя больше жизни, готов ради тебя на голове стоять, выполняю любой каприз. Неужели я не заслужил даже твоей влюбленности.
Моя усмешка, должно быть, была слишком красноречивым ответом, и герцог больше никогда не задавал подобный вопрос. Но неизменно на свое признание в любви добавлял: «Однажды ты мне ответишь, Сафи». Я продолжала молчать. Так проходили наши совместные недели, месяца года…
С Руэри мы впервые встретились год назад. Я еще несколько раз предлагала ему развод, но он неизменно отказывался. А потом, когда бдительность моего любовника притупилась, я написала Руэри уже настоящее письмо, где умоляла его принять мое предложение, чтобы, наконец, освободиться и жить дальше. Уговаривала, приводила доводы, объясняла. Избегала лишь одного, говорить о том, что все еще помню его, и как мне больно, что все сложилась так, а не иначе, как мы с ним мечтали в мои далекие пятнадцать лет. Письмо я отправила через его родных, с которыми связалась тоже тайно.
Я отправила к ним служанку из приюта с еще одним письмом, где просила о прощении и помощи в уговорах Руэри. И, когда я была в приюте в очередной раз, явился его брат, переодетый в простого торговца. Мы коротко переговорили, и я отдала то самое послание, которое писала в тайне от Найяра. Ответ я получила через их служанку. По не понятной мне и его родне причине, Ру упорствовал, уверяя, что не даст своего согласия, пока мы не встретимся и не поговорим.
Год назад, когда он вернулся в Таргар, мы действительно встретились. Он пришел в столовую, где я была с инспекцией, одетый, как бродяга, и сунул мне записку, где назначил встречу в храме через час. После этого ушел, а я с замирающим от волнения сердцем, велев страже, сопровождавшей меня, ждать возле входа в храм, соврав, что хочу помолиться и покаяться. Они послушно замерли у дверей. Я же вошла внутрь, огляделась и едва не вскрикнула, когда рука невидимого мне человека закрыла мне рот.
— Это я, Сафи, — шепнул Ру и потащил меня в глубину храма.
Разговор давался плохо. Я прятала глаза, повторяя только одно, что нам нужно развести, а Ру пожирал меня голодным взглядом.
— Я не для того столько ждал, когда ты подрастешь, а после, когда мы поженимся, чтобы отказаться сейчас, когда титулованная тварь удерживает тебя, — прохладно ответил он.
Тогда я поняла, что им больше движет непонятное мне упрямство, желание добиться цели, чем любовь ко мне. И я подумала, что получив то, чего он столько ждал… Мы вцепились друг в друга, как голодные звери, предавшись любви прямо там, в храме. Все произошло слишком быстро, чтобы я что-то почувствовала в тот момент. И все же я неожиданно получила какое-то извращенное удовольствие от сознания, что мы обошли сети Найяра. Может, это и стало следующим связующим нас с мужем звеном, маленькая и грязная месть большому зверю. Страсть на грани, на острие, когда над головами маячила тень ярости герцога и занесенного топора.
— Я дождусь момента, все равно заберу, — сказал мне перед расставанием муж.
Наши встречи были редки, потому что его по-прежнему отправляли подальше от столицы. Но о разводе больше речь не заходила. Но однажды Найяр сразил меня словами:
— Можешь считать себя вдовой.
Никаких пояснений, вспышек гнева или криков и обличений. Короткая фраза и все.
— Тогда встречай прежнюю Сафи, — так же коротко ответила я.
Мы посмотрели в глаза друг друга. Я услышала предупреждение, он понял угрозу. Ру остался жив, но охрана стала с того дня усиленной, да и сам Най стал реже оставлять меня одну, охраняя свою территорию, как злобный пес. Что не помешало нам с Руэри встретиться через два месяца снова. Мы даже пробовали один раз бежать, но, в результате, пришлось бежать Ру, а меня вернули во дворец.
Это был единственный раз, когда Найяр метал молнии и громы, даже дал мне обжигающую пощечину, и мы неделю не разговаривали, он даже спать ушел в другие покои. Напился и затащил в них фрейлину герцогини. А наутро мне об этом сообщили. Не буду врать, что меня это совсем не задело, но жгучей ревности не было. Однако спать в других покоях герцогу пришлось еще неделю, я закрыла дверь перед его носом. С содроганием ждала бури и выбитых дверей, но этого не случилось. Была белоснежная кобылица, новое украшение и заверение в любви. Затем шантаж и угроза Руэри. На этом и помирились.
Снова были жаркие ночи, моя благотворительность, вечера для нужных людей и вполне сносные семейные отношения. А еще была одна навязчивая мечта, что однажды я покину герцогский дворец и забуду все это, как страшный сон.
Глава 2
— Моя госпожа, — назойливый голос Габи вполз в сонный мозг. — Моя госпожа, просыпайтесь. Его сиятельство уже присылал за вами.
— Скажи, я умерла, — пробурчала я. — Он был слишком жесток утром, и мое сердце не выдержало.
Замотавшись в покрывало с головой, я попробовала снова уплыть в теплый и уютный сон, но зануда не желала отставать.
— Тарганна Сафиллина, герцог обещал явиться лично и вытащить вас из постели, — бубнила служанка.
— Дай перо и бумагу, — попросила я.
Габи послушно принесла мне требуемое, и я быстро написала: «С прискорбием сообщаю, что Сафи скончалась в жутких мучениях от жестокого обращения и нехватки сладостного упоения сразу после вашего ухода. За сим, катитесь в Преисподнюю, дорогой герцог». После вручила девушке и велела отнести его сиятельству. Она ушла, а я расплылась в предвкушающей ухмылке и побрела в умывальню.
Когда грохнула дверь, я сидела в широкой серебряной лохани и жмурилась от удовольствия.
— Где она? — услышала я взбешенный голос нашего правителя.
— Не знаю, ваше сиятельство, — лепетала Габи, — я относила вам записку.
Шаги приблизились к умывальне, и я снова улыбнулась. Обожаю его бесить. Самое страшное, что он может сделать со мной, это вынудить сидеть на его советах и скучных приемах, где я беззастенчиво сплю. Я уже давно привыкла к тому, что мне прощается все. Кажется, от моих выходок он даже умиляется, словно я его обожаемое дитя.
