Сергеевич Клеванский - Земля, которой нет
Нет, напротив, все были на подъеме, буквально воодушевлены предстоящим боем. Складывалось такое ощущение, будто сидишь среди накуренных викингов, кои уже видят себя на вечном пиру за столом в Валгалле. Невольно я проникался местной атмосферой, но вовсе не покорностью перед возможной смертью, а скорее уверенностью в своих силах, в том, что именно мне удастся первому сбежать с Териала. Ведь если здесь уже был землянин, то значит, что сюда можно «войти», а если можно «войти», то всегда найдется и выход. Надо просто внимательно смотреть.
С каждым ударом колокола медленно поднималась стена, впуская в комнату свет и гомон толпы, и с каждым таким ударом выходило двое. Их встречали рукоплесканием, бросанием цветов и теплым женским смехом. Выходило двое — возвращался один.
Этот один имел разные лица, фигуры и оружие, но зачастую его было не отличить от другого. Каждый раз его, под все те же крики и гомон, заносили гвардейца, поддерживая за руки. А если рук не было — несли на какой-то растянутой плащанице. Залитый кровью, порой без конечностей, что-то бормотаний и почти отдавший душу богам. Вот каков был тот один. Но я знал, четко знал, что на утро он будет здоров и полон сил. Такова была несуществующая магия этого места. Только смерть нельзя было преодолеть на Териале, все остальное здесь было лишь как мимолетное видение, как осенний лист коснувшийся водяной глади. Даже люди, даже они здесь были лишь листьями.
И вот колокол пробил и в пятый раз. Вновь натужно задрожали цепи, тянущие стену вверх. Необычайно громко ударил по ушам приветственный гвалт толпы. Это людское море, с каждым нашем шагом по залитому кровью песку, дрожало все неистовее. В буйстве своем не зная границ, оно буквально захлестывало с головой, растворяя в манящей ярости схватки.
Солнце сегодня светило ярко, сияя в зените. Ветер собирал песчинки у ног, обдувая ступни. А воздух был свеж и совсем не сух. Прекрасный день для схватки.
— Был рад познакомиться землянин, — спокойно сказал юноша, поворачиваясь к ложе с Наместником. — Надеюсь наш бой будет достоин Термуна.
— Смотри не перенапрягись, а то помрешь еще, — как-то по-черному пошутил я.
Парень улыбнулся и даже позволил себе хмыкнуть в так и не выросшие усы. Старец, тот самый, чье лицо я первым увидел на летающем острове, поднял руку. Толпа смолкла, словно где-то под трибунами находился рубильник отключающий звук.
И вновь, как и в прошлый раз, мне почудилось что там, среди балдахинов и опахало, стоит прекраснейшая из женщин. Но видение вновь исчезло, словно мираж навеянный зноем.
— Пятый бой! — громогласно возвестил старец.
Он взмахнул рукой и вздернув полы тоги, уселся на золоченый трон. В тот же миг все завертелось.
Я резко вскинул сабли, принимая косой удар бастрада их плоскостями. Схватка началась без объявления, без сигнала, словно война.
Взгляд юноши, чьего имени я так и не узнал, был тяжел и сосредоточен. Я качнул младшим Пером и закружил вокруг. Ступни в легких кожаных сандалиях утопали в ало-золотом песке. Будто кто-то распылил рассветное небо и просыпал его на арену.
Мой противник был искусен, но я много опытнее. Гладиатор, приняв низкую стойку, жалом метнул бастард мне в колено. Не думая, я разорвал дистанцию и сменил направление. В этот раз нельзя было бросаться опрометчиво, нельзя было терять хладнокровие. Но, боги, как же стучало сердце, как же рвались руки погрузиться в затяжную схватку. И вновь выпад, быстрый, опасный, как выпущенный стальной язык арбалетного болта.
Меч лизнул пустоту, оставляя в ней на мгновение стальной росчерк, а потом вернулся к корпусу фехтовальщика. Тот стоял неподвижно, остро наблюдая за тем как я кружу, будто голодный, оскаленный волк. Лишь его глаза цепко шныряли по моей фигуре, выискивая уязвимые места и точки.
Сабли дрожали. Каждый шаг отзывался новой вспышкой желания. Желания куда более яркого, чем вы можете себе представить. Потому как нет желания более беспощадного и дерзкого, нежели желание наемника скрестить свое оружие с достойным противником. А этот юнец, несмотря на свой возраст, был без всяких сомнений — достойным.
Когда фехтовальщик вздохнул, я перешел в наступление. Заложив старшую саблю за спину, я младшую лентой взвил к горлу противника. Тот отклонил выпад плоскостью бастарда, уйдя чуть в лево. В тот же миг, крутанув запястьем, я словно выкинул из-за спины шар, коим стало размывшееся в финте Перо. Юноша не успел среагировать и стальная молния оставила на его боку длинный разрез. Вновь на песок закапали алые жемчужины. Кап-кап — отбивали они ритм. Как-кап — потихоньку уходила жизнь.
Толпа взревела, но вскоре для меня вновь наступила тишина. Юноша, посмотрев на свой бок, вдруг широко усмехнулся. Он на мгновение замер, а я, ведомый инстинктом, вдруг отпрыгнул назад, вновь разрывая дистанцию. Неожиданно глаза ослепила яркая вспышка, а мгновением позже короткий бастард моего противника был охвачен пламенем.
Оранжевые цветки огня танцевали на плоскости, отплясывая безумный ритм сотни гурий, зашедшихся в головокружительном танце. Сцепив зубы, юноша приложил меч к ране. В нос ударил запах палёной плоти, а по ушам — низкий крик. Но я не стал нападать. Я ждал.
Противник, выпрямившись и утерев пот, кивнул, то же сделал и я. Мы замерли друг напротив друга. Он — с пылающим мечом, похожим на луч солнца в руках смертного. Я — с заложенными в ножны саблями и скрещенными руками. Скрылось светило, смолкли звуки, затих, играющийся с вязким от крови песком, ветер.
А потом хором ударили наши сердца, охваченные пожаром битвы и синхронно мы взвили наши руки. В мою сторону полетела полоска жадного до плоти огня, а с сабель сорвались две призрачные ленты, острые как наточенное лезвие. Огонь и ветер столкнулись, оглушая и опаляя нас взрывом.
Песок осыпал нас с ног до головы, а мы, оставляя за спиной какие-то видения, бросились друг на друга как дворовые псы. Мелькало оружие, взвинчивая в небо брызги красной капели. Стучала сталь, напевая ритмы незатихающей войны. Стонала кожа, поддаваясь голодному железу. Скрипел песок, разбрасываемый ногами. Но мы молчали. Лишь наши глаза кричали, воспевая славный бой. Лишь наши сердца громыхали, будто в груди поселились целые полка, сошедшиеся в лихой сече.
Кровь падала на песок, смешивая его в бурую массу, комками прилипавшую к коже сандалий. Лепестки пламени от бастарда опадали нам на плечи, расцветая там страшными, чернеющими ожогами. Змейки ветра, отставшие от сабель, резвились по нашим телам, оставляя за собой алые ручейки. Но не было боли, лишь рев тяжелых рук, раз за разом отправляющих оружие в новый рывок.
