Ольга Романовская - Чужие воспоминания
— Если ты ещё не в курсе, я предпочитаю нормальных женщин, без меха, зубов и прочих украшений, — я убрал траву в сумку и бросил взгляд на клочок неба над головой. За полночь уже, а завтра я собирался съездить в город. Нет, не в Лайонг, так, в небольшой такой городишко, где к тёмным магам относятся нейтрально и не гнушаются пить с ними в трактирах.
— А как же я? — обиженно поджала губы Ланит. — Я ведь намного красивее этих девиц, смотри!
'Смотри' означало, что златоволосая фея решила избавиться от своего полупрозрачного наряда. Зрелище, действительно, волнительное, даже не знаю, может, и повременить с возвращением домой.
Бесстыжая фея, танцуя, обошла вокруг меня, прижалась, изгибаясь, скользнула по моему телу, потом поймала руку и поднесла к своим губам. Для таких, как она, это определенный знак, предложение, обычному человеку они никогда руку не поцелуют.
— Ты всё такая же неугомонная! — я провел свободной рукой по еёволосам. — Ты когда-нибудь успокоишься?
— Никогда! — пропела она. — Лэрзен, ну, правда, такая ночь, а ты спать собрался! Со мной ведь будет намного лучше, ты ведь знаешь, какая я ласковая, предупредительная…
Её голос завораживал, а ловкие пальчики, стащив с меня куртку, уже расстегивали рубашку. Даже не знаю, останавливать ли её или нет. Феи — искусные любовницы, ещё бы, это одна из составляющих их ремесла!
— Ну, и где ты предлагаешь? Здесь, в лесу, на холодной голой земле? — я отстранил её от себя, предприняв отчаянную попытку выспаться сегодня ночью.
— О, дорогой, холодно тебе не будет, обещаю!
Как она целуется! Лучше могут только жрицы богини любви. Которые не продажные шлюхи, а именно жрицы. Только глупцы думают, что это одно и то же.
Поцелуй всё длится и длится, делается всё более страстным и требовательным, я уже не сопротивляюсь и принимаю правила игры, лаская её податливое тело. Она выгибается, как кошка, скользит руками всё ниже и ниже… Нет, если меня так просят, как я могу отказать девушке? И я не отказываю, опустив её выражающее всего одно желание тело на землю. Теперь я тоже хочу и как-то не задумываюсь ни о месте действия, ни о своих предпочтениях.
Глотка василиска, в постели она прекрасна, будто угадывает чужие желания, продлевает удовольствие и умело подводит к новому его витку. Я понимаю людей, которые за одну ночь с феей готовы пожертвовать самым дорогим в своей жизни. А мне это достается бесплатно и не впервые. Нравится Ланит кувыркаться со мной, в перерывах между частями любовной игры (как же, хватит ей одного раза!) болтать о всякой чепухе, вроде проделок местных обитателей.
— Я опять не дала тебе выспаться? — близится рассвет, и фея соскальзывает с меня и садится рядом. — Жалеешь?
— А, что, по мне заметно? — усмехаюсь в ответ и начинаю искать разбросанную по поляне одежду.
Ланит, так и не удосужившись одеться, периодически щекоча мою шею поцелуями, любезно помогает. Не удержавшись, ловлю её гибкое тельце и прикасаюсь к губам. Она замирает, отвечает на поцелуй и дуновением ветра выскальзывает из моих рук.
Предрассветная серая дымка тончайшим муаром укрывает её упругую грудь, чуть выпуклый животик, пышные бедра… Сразу накатывают воспоминания о том, что я недавно со всем эти вытворял.
Отвожу взгляд, чтобы не застрять в лесу до рассвета. А ведь хочется, ещё как хочется!
Ланит-то не будет против, еще раз приласкает, даже большую часть работы на себя возьмёт, но я понимаю, что пора уходить. Во-первых, не стоит доводить себя до изнеможения, потратив все силы на женщину — останешься беззащитным, чем легко могут воспользоваться многочисленные недоброжелатели, а, во-вторых, не стоит привлекать внимания к своей особе, разгуливая по окрестностям в такой час.
Приказываю своему желанию заткнуться, стараюсь его не замечать, одеваюсь.
Ланит тихо подкрадывается сзади и чуть не пускает все мои труды насмарку.
Мужественно сдерживаюсь, убираю ее пальчики из укромных мест, благодарю за чудесно проведенное время. Фей обязательно нужно благодарить, они обидчивые, потом может аукнуться.
— Всегда к твоим услугам, Лэрзен! — страстно шепчет мне на ухо Ланит и, уже другим, игривым тоном добавляет: — Ты же знаешь, мне с тобой приятно.
Хмыкаю, пытаясь понять, что это: лесть, вранье или правда. Но уточнять не собираюсь.
— Лэрзен, — её дыхание снова щекочет мне ухо, — зачем ты так жестоко с собой? Неудовлетворение вредно для мужчины.
Вот что с ней делать, как остановить, когда она прекрасно знает, что делает. И как делает! Безо всякого моего участия, потому что я твёрдо решил больше не приминать с ней траву. Сегодня, разумеется.
Хихикая, фея поднимается на ноги, игриво облизывает губки язычком. Радужные крылья на миг укрывают её от моего взгляда — и вот Ланит уже одета. Сегодня она выбрала легкую белую тунику, хорошо, что не прозрачную — пожалела своего старого знакомого.
Послав мне воздушный поцелуй, фея исчезает, оставив после себя едва уловимый цветочный аромат. А я тоже привожу себя в порядок и иду домой.
У ворот меня дожидается Анже. Солнце уже взошло, поэтому она приняла человеческое обличие.
Нет, определенно, сегодня у женщин ни стыда, ни совести — эта тоже не удосужилась прикрыться, стоит, одетая только в волны длинных волос, и, хмурясь, смотрит в сторону леса.
— Анже, это ещё что за новости? Хочешь, чтобы тебя публично заклеймили? Смотри, доиграешься, на костер попадешь!
Анже презрительно кривит губы и забирает у меня сумку с канором. Теперь хоть она прикроет то, на что я видеть не хочу. Нет, вовсе не потому, что там все так плохо, просто мне на сегодня уже хватит.
Оборотниха уносит канор в кладовую, я ненадолго задерживаюсь в прихожей, смотрю, не доставили ли за ночь писем. Ничего, и я с чистой совестью отправляюсь к себе.
Нет, девушки, ну пожалейте меня! Я, конечно, понимаю, что во многом это продолжение соперничества Анже и Ланит (по мне, так обе девушки хороши, у каждой свои достоинства), но я-то тут причём?
Наклонившись, горничная расстилает мне постель. Вижу я, соответственно, то, что вижу, так как Анже и не подумала одеться.
Отвожу глаза, считаю до десяти, смотрю снова — нет, если это не приглашение, то я полный дурак! Только, дорогая моя, после страстной ночи мне хочется отдохнуть, и на этом свете, а не на том.
— Анже, или на тебе будет хотя бы ночная рубашка, или ты немедленно отсюда уберёшься.
Горничная пожимает плечами, выпрямляется и оборачивается. Волосы откинуты назад, поза свободная, руки уперты в бока, так что легче мне не стало.
— Анже, я не буду с тобой спать, — говорю прямо, чтобы не питала иллюзий. — Я устал, мне не до этого. Скоро Стьеф встанет, не смущай мальчика! Или ты его совратить собралась?
