Анатолий Дроздов - Малохольный экстрасенс
– Боже мой! Камни! – старик вдруг хлопнул себя по лбу. – Как я мог забыть?!
– Какие камни? – удивился Панов.
– Да он всегда камни в карманы собирал, гайки всякие, – раздосадовано махнул рукой старик, – дите. Как наберет… Мы тогда выбросили у него из карманов, но он мог по пути набрать: их вдоль дороги – море. Как же я это забыл?! Надо было сразу весь пруд баграми пройти…
Он заспешил к двери. И вдруг остановился, повернулся к нему и полез в карман пиджака.
– Оставьте! – махнул рукой Панов. – Если все действительно так, вам будут нужнее.
– Спасибо, сынок! – еще раз всхлипнул старик и скрылся за дверью…
Эта история невольно потащила за собой следующую. Спустя несколько дней, вечером, когда Панов, лежа на диване, читал газеты, в дверь позвонили. Открывать пошла жена и вернулась с гостем. Это был здоровенный мужик, лысый, в кожаной куртке и цветастых спортивных штанах. Из штанов выглядывали здоровенные ступни, обтянутые белыми носками не первой свежести.
Едва поздоровавшись, мужик зашарил глазами по комнате и, заметив на стойке в углу телевизор со встроенным видеомагнитофоном, купленный совсем недавно, обрадованно затопал туда.
– Вам что нужно? – Панов сел.
– Вот! – мужик показал ему видеокассету. – Здесь все.
– Что, все?
– Запись. Сынок мой, – деловито пояснил гость. – Две недели уже, как пропал. Понимаешь, – мужик оглянулся и заговорил шепотом – будто его здесь мог подслушать кто-то посторонний: – Когда пропал, я поначалу подумал – на выкуп взяли. У меня это… Бизнес. Два дня звонка ждал. И ничего…
– Я не ищу пропавших без вести! – сердито сказал Панов – гость ему не понравился.
– Да ладно! – мужик отмахнулся от него, как от мухи. – Знаю. Петровичу из моего подъезда ведь нашел, а? Вчера из пруда достали… Да ты не бойся! – мужик полез в карман и достал комок слипшихся купюр. – Я за работу всегда плачу хорошо, а за это – ничего не пожалею!
Панов заметил, как жадно блеснули глаза жены.
– Выйди! – сердито приказал. Она нехотя повиновалась.
Гость включил телевизор, присел рядом. Зашумело, на экране замелькал снег, потом снег исчез, и они увидели мальчика: маленького, пухленького, лет семи. Мальчик был в белой рубашечке, черном галстуке-бабочке и таких черных брючках. Он стоял на цветастом ковре посреди комнаты и насуплено смотрел на них.
– Пятого марта… года, – послышался с экрана голос, и Панов узнал его. Говорил гость. – Павлику исполнилось семь лет. Давай, Павлуша!
Мальчик вздохнул и затараторил:
– У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том…
Несколько секунд Панов молча смотрел на него. Затем, вспомнив, взял обеими руками толстую лапу гостя. И все исчезло – только черный экран был перед ним. Он невольно отпустил рук гостя – и вновь розовощекий малыш тараторил про неведомые дорожки и следы невиданных зверей. Панов мотнул головой, отгоняя наваждение, и снова взял руку гостя. И опять черный экран встал перед ним. Тогда он понял…
Он, наверное, изменился в лице. Сильные руки схватили его за плечи:
– Ну! Что?!
– Его нет, – сказал он чуть слышно.
– Ты уверен! – лысый больно сжимал его плечи. Он кивнул.
Лысый отпустил его, закрыл лицо ладонями и замычал, раскачиваясь. Но когда через несколько секунд он отнял руки, глаза у него были сухие. И бешеные.
– Как это было? Кто? Скажешь?
– Попробую.
Он снова взял лапу гостя в свои ладони и закрыл глаза. И уже знакомое ему рвано-туманное замелькало перед взором, затем он увидел ноги. Ноги были большие, в ботинках и брюках, и видел он их как-то странно – снизу вверх.
– Дядя, не надо! Дядя, мне больно!
– Сынок!..
Он открыл глаза. Лысый смотрел на него, весь побелев. И Панов понял, что не услышал, а сказал эти страшные слова. И как их сказал…
– Пожалуйста, еще! – лысый умоляюще смотрел на него. Он кивнул и снова закрыл глаза. И вновь сквозь туманные клочья он видел мутную картинку. Но в этот раз другую.
– Машина, – услышал он откуда-то издалека голос и тут же понял, что это говорит он сам: – большая…
– Какого цвета? – вопрос донесся откуда-то издалека.
– Темно-синяя… Большой блестящий радиатор… На нем – кружок и внутри звездочка…
– Мерседес… – застонали далеко. – Номер! Номер видишь?
– Кусты… Ветки закрывают… Только первые цифры.. Двадцать два!
Вдалеке застонали еще громче, а Панов вдруг увидел, как заскользили, смыкаясь над его головой, ветки, потом вдруг чьи-то страшно сильные и злые руки сдавили его горло. Он дернулся, захрипел, и инстинктивно схватился за эти руки, чтобы оторвать их от горла. И ладони его встретили пустоту…
Он сидел на диване в своей квартире рядом с незнакомым лысым мужиком в кожаной куртке и сухими беспощадными глазами на сером лице. Он вытер пот со лба.
– Брат, – глухо и страшно сказал лысый, не отводя остановившегося взгляда. – Я так и думал. Мальчик никогда не пошел бы с чужим – я его этому всегда учил. Поверить только не мог. Ну, сейчас!.. – он встал.
– Я мог и ошибиться! – Панов тоже поднялся. – Нельзя же так сразу…
– Ты? Ошибиться? – лысый ощерился какой-то жуткой улыбкой. – Ты меня в первый раз видишь, да и я тебя тоже. Ты что, знал, что у меня брат есть, что у брата темно-синий "мерс" и что он, сука, гомосек проклятый? – он скрипнул зубами. – Ты сказал даже больше, чем я ожидал…
– И что сейчас? – тихо спросил Панов. – В милицию пойдете?
– К этим тварям продажным?! Они его за сотню чистеньким объявят. Не-ет… Сначала он все расскажет. Скажет, никуда не денется. Потом покажет, где спрятал, – лысый скрипнул зубами. – А там я уже из него кровь по капле…
Он подошел к телевизору, на экране которого уже бултыхалась белесая муть – запись кончилась, извлек кассету, сунул ее в карман куртки.
– А ты помалкивай! – он смотрел на Панова бешеным взглядом. – Молчание – залог здоровья! Понятно? На! – он сунул ему зеленый бумажный комок. – Я свое слово держу…
Когда за лысым захлопнулась дверь, Панов машинально поднял валявшиеся везде дивана газеты, которые читал перед тем, и вдруг со злостью швырнул их обратно. Затем выругался – громко и страшно. На шум прибежала жена – он обругал и ее.
– Чтоб больше не водила мне таких! Поняла?! – крикнул он прямо в ее побелевшее лицо. – В гробу я видал всех этих родственников с их фотографиями и кассетами! Сволочи поганые…
Оставшись один, он еще долго ходил по комнате, яростно ворча про себя, не в силах успокоиться…
10.
Появлению этого посетителя в "кабинете" Панова предшествовали шум и крики в коридоре, какая-то возня, потом дверь распахнулась и расхристанный и растрепанный человек, ворвавшись в нее, бухнулся перед Пановым на колени. Он невольно вздрогнул и попятился. А расхристанный железной хваткой вцепился в его ноги и завыл, мотая головой:
