Людмила Астахова - Плоды свободы
Но все же не укрылось от Джоны и желание Форхерда Сида заполучить ее в заложницы, причем живой, здоровой и невредимой. И тут его понять можно, дохлые змеи – неходовой товарец.
«Что ж, зайдем с другой стороны», – решила женщина и демонстративно направила ствол револьвера на себя. Не в лоб, а в грудь. В худшем случае результат будет один и тот же, но шурианскому чувству прекрасного претило изуродованное лицо и разбрызганные мозги.
Сдерживая тошноту, Джона молвила:
– Отлично. Значит, я лишу вас возможности воспользоваться ситуацией.
И видит Шиларджи, ее с души воротило от всей этой нарочитой мелодраматичности. «Ах, милорд, я сейчас выстрелю в себя! И мой хладный труп немым укором… Тьфу, гадость! Актерка из погорелого балагана!» – кляла себя шуриа.
Кривляться, вообще, неприятно, а перед этим… ощипанным недобитком еще и омерзительно до обморока.
«Итэль, курочка моя, ты это видишь? – мысленно воззвал эсмонд. – И ты всерьез рассчитывала, что Эск бросит все ради вот этой… зверушки? Ну и дура же ты, Итэль!»
– Будь по-вашему, – успокаивающе повел он рукой: – Давайте сюда вашего песика. Хоть у меня и не скотолечебница, но посмотрим, что у песика с лапкой. А вы – идите в дом. В Дэйнле беспорядки. Чем дольше вы маячите перед воротами, тем больше шансов нажить неприятности… нам всем.
Окатывать презрением всех, кто чужой по крови – вот это они умеют, эти диллайн, прямо с рождения. И «песик» в устах Сида вовсе не оскорбление. Ир-Сэйган для него именно песик, говорящее опасное животное, не дотягивающее до права называться человеком ни по каким статьям.
– Мои неприятности с вашими просто несравнимы, сударь, – заявила Джона и в знак доброй воли слезла с лошади. Уговор есть уговор. Раз ролфи утащили в дом, значит, будут лечить, а значит, ее требование выполнено.
Револьвер пришлось отдать, но стрельбы и смертей на сегодня на всех с лихвой хватило.
– Неужели? – Сид все-таки не удержался от ироничного замечания: – На моей памяти первыми на воротах всегда вешали шурий. Живей! Любопытно послушать, какие же у меня неприятности. В обмен расскажу о ваших.
– Фи! – шуриа сморщила носик. – Не обольщайтесь, одной маленькой шуриа на воротах этого курятника погромщикам покажется маловато. Так что меняю ваши неприятности на лечение моего Сэйгана. А о своих неприятностях я и так все знаю. Идемте.
В доме вовсю кипела работа. Просторный холл, будто созданный для того, чтобы на дубовом его паркете было удобно готовиться к бегству, показался вдруг тесным. Весь Круг аннис-изгнанниц споро собирал вещи, бывшие беглые тивы, пригревшиеся под крылом Форхерда под видом слуг, таскали кофры и баулы. Некогда могущественным магам теперь не привыкать было к спешным отъездам. Суеты и паники не было – не в первый же раз срываться из насиженного гнезда! Доктор Сид довольно кивнул сам себе. Прекрасно! Выдрессировал! Не хуже, чем недоброй памяти Алезандез Лойх, бывший его патрон. Если чему и стоило поучиться у толстяка-Ворона, сожранного Живоглотом, так это умению управляться с подчиненными. И с бабами – тоже. Жаль, на шурианских гадин это не действует. Впрочем… если рассудить здраво, шуриа – и не женщина вовсе, а так… Зверек! Нечисть лесная, а не человек.
«А неплохо они тут устроились», – моментально оценила внутреннее убранство усадьбы Джойана. От предыдущих хозяев осталось мало мебели и драпировок, не говоря уж о всяческих мелочах, вроде любимых янамарцами высоких ваз с цветами и фруктами. Летом – со свежими, зимой – с искусственными. Диллайн пренебрегали этой милой сельской красотой в угоду строгому современному декору. А еще доктор Сид не брезговал за бесценок скупать у беженцев всякие дорогие безделушки – каминные часы, шкатулки, зеркала.
Бывший эсмонд раздавал указания подчиненным ему женщинам, но Джону из виду не упускал. А та, в свою очередь, пользовалась случаем, чтобы изучить состояние его духа. А ведь ничего не изменилось! Ничегошеньки! Чистокровные «совиные» сволочи до сих пор смотрят на шуриа, как на зверушек. Хитрых, зачастую смертельно опасных и порой даже умных, но животных на двух ногах. Женщина же шуриа – почти говорящая крыса. Точно такое же лицо, как ныне у доктора Сида и его приспешников, появлялось у тива Удаза, когда ему приходилось обращаться на человеческом языке к леди Янамари. Ядреная смесь гадливости, презрения, высокомерия и снисходительности, будто он копался голыми руками в выгребной яме. Не зря Аластара Эска его соплеменники считали извращенцем, едва ли не скотоложцем.
«Любить шурианку, да еще и позволять ей рожать детей?! О, этот Эск недалеко ушел от дикого зверя! Страшный человек! Хуже, чем одержимый, он вообще не приемлет никаких общественных рамок», – болтают до сих пор в светских салонах Амалера.
Шуриа – недолюди, и к ним соответствующее отношение. Так было и на суде эсмондов во время Джониной трепетной юности, и при Бранде, и после его смерти тоже. С той лишь разницей, что саннивские кумушки шептались за спиной, не смея выразить свое презрение к Третьей в открытую. Лорд Никэйн обладал нравом крутым и мог жестоко отомстить обидчикам жены. И как выяснилось, Джойана оказалась его талантливейшей ученицей, особенно по части мести, шантажа и всяческого насилия по отношению к чрезмерно высокомерным и говорливым.
Но последние двадцать лет… Шуриа разомлела в безопасности. Вилдайр любит, Аластар не забывает, «Лалджета» полна дальними родичами, а ролфи и мысли не допускают, что Священная Невеста чем-то плоха, коль ее князь выбрал.
Джону так и подмывало крикнуть в лицо эсмонду: «Это я, я – бессмертна, я пребуду вечно с Джезимом, а тебя, совий ты сын, сожрет твой поганый божок! И ничего, ничего не останется от тебя, от сотен лет жизни твоей и памяти! И только ради того, чтобы другой выродок мог наколдовать какую-нибудь гадость!»
Можно разрушить земные горы и остановить полноводные реки, но горы человеческой глупости несокрушимы, а у реки людской жестокости слишком глубокое русло. И за каких-то двадцать лет не иссякнуть ядовитому источнику дичайших предрассудков.
– Чтобы сразу стало понятно, сударыня. В Дэйнле восстала чернь. Ваш сын, равно как и городской совет, в руках обнаглевших оборванцев. Полагаю, они уже начали вешать. Думаю также, что не обошлось без Хереварда. Мелькнула там в городе парочка знакомых рыл. Мы не намерены дожидаться вторжения и покинем этот дом немедля… – он брезгливо покосился на женщину и ее телохранителя. – Немедля, как уладим все дела. Вы отправитесь с нами.
Валиться в обморок Джона не стала. Ее первенец – взрослый мужчина, он почти четверть века делал для Янамари все, что только можно сделать в столь сложные времена. Это понимает даже чернь. Вешать графа никто не станет, а Хереварду, тому вообще не с руки убивать Раммана. А вот с ней, со Священной Невестой, у Благословенного Святого имеются серьезные счеты. Глава Эсмонд-Круга и прежде шурианку на дух не переносил, а теперь-то и вовсе ненавидит всеми фибрами.
