Терри Гудкайнд - Восьмое Правило Волшебника, или Голая империя
Бросив взгляд на лагерь сквозь вихрящийся песок, Ричард разглядел, что Том сидит на вершине повозки и внимательно наблюдает за окрестностями, неся вахту. Фридрих спал с другой стороны от лошадей, Кара — неподалеку от него, ближе к пустыне. Морд-сит расположилась между ним и Кэлен и, казалось, даже во сне была настороже. В тусклом свете звезд Том не заметил Ричарда. Когда юноша повернул голову и посмотрел во тьму в противоположном направлении, Ричард покинул лагерь, спокойно оставив заботу обо всех остальных на Тома.
Бывалому воину было уютно под покровом ночи. Годы опыта научили его скользить невидимым среди теней, бесшумно двигаться в темноте. Он проделывал это сейчас, двигаясь прочь от лагеря навстречу разбудившему его неведомому, навстречу тому, что не могли почувствовать остальные, стоящие на страже.
В отличие от Тома птицы не упустили движений Ричарда. Они описывали круги высоко наверху, наблюдая и сопровождая его на протяжении всего пути по разбитой земле. Они скользили, почти неразличимые на мрачном бархате неба, но Ричард мог видеть их — они темнели, подобно предательским теням, на фоне звезд и сверкающего черного занавеса ночи. И эти тени, как ему казалось, он мог чувствовать так же хорошо, как и видеть.
То, что раскалывающая боль ушла, было большим спасением, но сам странный характер ее исчезновения тоже служил поводом для беспокойства. Мучительная боль часто покидала Ричарда в те моменты, когда он был отвлечен чем-то важным. Чем-то опасным. И одновременно, хотя боль и ушла, чувствовалось, что она просто прячется в каком-то укромном уголке его сознания, поджидая, когда он расслабится, чтобы снова безжалостно ударить.
Когда накатывал приступ, тошнотворная боль была столь сильна, что Ричард чувствовал слабость каждой частицей своего существа. Хотя раскалывающая боль порой не давала ему встать, и требовалось недюжинное усилие, чтобы сделать шаг, просто поставить одну ногу впереди другой, он знал, что остановка означала верную смерть. Да, его новая головная боль была адом сама по себе. Но в последнее время Ричард был не столь озабочен болью, сколь ее природой, ее причиной. Эти приступы были не похожи на те головные боли, что он испытывал раньше и прихода которых так боялся, — на боли, доставшиеся ему вместе с даром, — но они не были похожи и на другие, привычные и «нормальные». На протяжении всей жизни его время от времени мучили ужасные головные боли, такие же, какие были у его матери, но ее они посещали регулярно. Она называла их «мои неумолимые боли». Со временем Ричард понял, что она имеет в виду.
Эти, хоть и беспощадные, были не как те. Он опасался, что они вызваны даром.
Раньше у него уже были боли, вызванные даром. Ричарду говорили, что со временем его способности возрастут, он начнет больше понимать, но время от времени ему придется сталкиваться с головными болями, принесенными даром. Способ лечения был по сути простым. Ему было необходимо всего лишь найти другого мага, обладающего следующим уровнем знаний и пониманием природы дара, и просить его о помощи. Ментальная осведомленность и понимание даст такому человеку возможность контролировать дар Ричарда и через это уничтожить боль, быстро прекратив обострение. По крайней мере так говорили Ричарду.
Конечно, если он не найдет другого мага, сестры Света охотно наденут Рада-Хань ему на шею, чтобы помочь контролировать ускользающую силу дара.
Ричарду говорили, что подобные боли при отсутствии должного лечения смертельны. У него не было оснований сомневаться в истинности этих слов; по крайней мере большая часть из сказанного была правдой. Но не было и возможности решать эту проблему сейчас, обрушившуюся в буквальном смысле слова ему на голову в довершение всех прочих. Прямо сейчас он ничего не мог поделать; поблизости не было никого, кто мог бы помочь ему именно с этой головной болью: ни одного мага и ни одной сестры Света, чтобы снова надеть на него Рада-Хань, хотя он никогда бы этого не позволил.
Ричард напомнил себе, что эта боль не такова, как в последний раз, принесенная даром. Он решил, что не стоит придумывать несуществующие трудности. У него достаточно реальных, настоящих неприятностей.
Затем раздался свист рассекаемого воздуха, когда низко над его головой на бреющем полете промчались громадные птицы. Чернокрылые закружились в воздухе, чтобы разглядеть его, закручивая новые вихревые потоки. За первым хищником проследовал второй, за ним — третий, и четвертый, и пятый. Они бесшумно скользнули прочь, пересекая открытое пространство, следуя один за другим, будто выстроившись в линию. Тяжелые крылья трепетали, когда они старались сохранить равновесие в бурном ветре. Отлетев на некоторое расстояние от Ричарда, они взмыли, поворачивая обратно.
Но перед тем как окончательно вернуться, птицы выстроились, как бы образовав плотное кольцо. Когда они взмахивали огромными крыльями, Ричард мог слышать шорох перьев в воздухе, но сейчас это было невозможно из-за шума ветра. Черные глаза грозных птиц следили за тем, как он наблюдает за ними.
Ричард хотел, чтобы птицы знали, что ему о них известно, и он наблюдал за их ночным возвращением.
Если бы он не был столь озабочен причиной появления птиц и их значением, то, наверное, счел бы прекрасными их лоснящиеся черные силуэты на фоне багровеющего неба.
Но сколько Ричард не наблюдал за птицами, он не мог представить себе, что они делают. Чернокрылые вели себя так и раньше, но и тогда их поведение было непостижимо для него. Внезапно он понял, что и в прежние разы, когда птицы сбивались в кольцо таким же странным образом, он знал о них. Знал не всегда заранее, знал, будучи не в силах предсказать точное время их возвращения... Но эта особенная головная боль начинала мучить Ричарда перед прилетом птиц и исчезала, когда они появлялись.
Горячий ветер ерошил волосы мужчины, пока он пристально вглядывался в пустошь, затемненную грязной предрассветной мглой. Ему не нравилось это мертвое место. Рассвет здесь не предвещал жизни, а закат не сулил покоя. Ему хотелось снова оказаться с Кэлен в своих лесах. Он не мог сдержать улыбки, вспомнив о местечке в горах, где год назад они вместе провели лето. Это место было столь дивным, что даже Кара стала более мягкой и почти нежной.
В первых лучах постепенно разгоравшегося рассвета перед глазами Ричарда разворачивалось действо, смысл которого был пока скрыт от него. Черные птицы кружились на обычный манер, раз за разом повторяя свой странный маневр. Сегодня все это происходило не над ним, но слегка в стороне, прямо над голой, лишенной растительности пустыней, где ветер занавешивал небеса двойной вуалью зернистого песка. В другие разы это случалось над покрытыми лесом холмами или над лугом. На этот раз, наблюдая за птицами, ему приходилось щурить глаза, чтобы защитить их от летящего песка.
