Александра Лисина - Серые Пределы
— А что, было бы лучше, если бы она узнала раньше? — огрызнулся пацан. — Или считаешь, ей не хватит ума улизнуть от меня и пристукнуть его где-нибудь по-тихому?! Пока никто не видит?! Нет уж. Пусть лучше это случится, когда я буду рядом. И Карраш. Все-таки у нас двоих гораздо больше шансов удержать ее от глупости.
— Проклятье…
Таррэн нехорошо покосился на взъерошенных родственников: седовласый был почти в отчаянии! Едва за голову не схватился, а мальчишка смотрит так, будто его заставляют наступить на горло собственной песне! Та-а-ак, все эти намеки начинали ему сильно не нравится. Мало того, что этот юнец давно на него зуб точит, так тут еще и подружка его затесалась, которой Темные тоже почему-то встали поперек горла. И это — не считая того болвана, что всего несколько часов назад едва не продырявил ему шкуру! Но, что самое отвратительное, все трое явно пребывают в полной уверенности, что их черное дело — абсолютно правое, а еще — что непременно сумеют довести его до конца.
"Сегодня точно не мой день, — мрачно подумал эльф. — Знал бы только отец, с какой потрясающей настойчивостью меня который день пытаются убить обычные смертные… и ради чего? К'саш, как же это надоело!"
— Ты сошел с ума, — обреченно опустил руки Урантар и, кинув быстрый взгляд на откровенно недоумевающих эльфов, окончательно скис. — И мы зря сюда пришли.
— Нет, не зря, — невозмутимо отозвался Белик, неожиданно цепко оглядывая будущих попутчиков. — Рыжий, Аркан, Молот… рад тебя видеть, Ирбис. И… Сова, кажется? Что ж, неплохой набор: Лисы, Драгуны, Гвардия… я доволен: это именно то, что надо. Но, Дядько, почему их шестеро? Разве у нас сменились планы? Учти: Тропа слишком узкая, чтобы по ней спокойно гулял этот разношерстный десяток. Кому-то придется потесниться.
Страж недовольно покосился на мрачно сопящего Литура.
— Нет, шестого мы нашли у самой Сторожи. Случайно.
— Ого! — вдруг неприлично присвистнул пацан, с нескрываемым интересом оглядев новое лицо, особенно уделив внимание свежей крови на куртке и связанным рукам. — Славно вы развлеклись, пока меня не было. Надеюсь, по морде он получил не просто так, а порванная куртка у нашего ушастого друга — его заслуга?
Таррэн неприязненно покосился на глубокий надрез с левого бока и негромко фыркнул, сделав вид, что не заметил изумленных взглядов сородичей. Разумеется, он не стал никого просвещать относительно этой дыры! Еще не хватало признаться в том, что его чуть было не зацепил обычный смертный! Хотя глазомер у того действительно превосходный — ничуть не хуже, чем у наглого сопляка. Если бы не чутье, наверняка бы попался. К'саш! И как только Белик заметил?!
— Эй, приятель, ты откуда взялся? — требовательно уставился на новичка Белик. — Чего понадобилось в Стороже, которой уж лет двадцать, как нет? И где научился так метко стрелять?
Литур на мгновение встретился с пронзительными голубыми глазами, от которых внезапно захватило дух и странно екнуло что-то в груди. Затем всмотрелся глубже, в эти ужасно знакомые прозрачные озера, на долгое мгновение замер, а потом вдруг переменился в лице, изумленно разинул рот и, наконец, хрипло прошептал:
— Б-белка?..
Дядько странно дрогнул и вскинул на незнакомого парня неверящий взгляд.
— Откуда…?
— Белка?! Белка!! Ты что, правда жив…?
Таррэн никогда не видел, чтобы смертные так стремительно бледнели, но Белик не просто побледнел — он буквально побелел, как полотно. Застыл на месте, замер ледяной скульптурой, внезапно перестав дышать, и до боли стиснул руками свой неудобный талисман. Зато глаза у его вспыхнули так ярко, что, казалось, готовы были спалить к такой-то матери весь близлежащий лес. Лицо мальчишка странно окаменело, ненадолго поплыло, будто ему напомнили о болезненном прошлом, но затем молниеносно приобрело непривычную властность, жесткость, а в его руках сам собой оказался метательный нож.
Перворожденные успели только ошарашено моргнуть, когда мимо них быстрее молнии метнулось гибкое тело, черной тенью размазавшись в воздухе, а люди и вовсе неприлично разинули рты, потому что Белик внезапно исчез из виду. Просто прыгнул с места свирепым зверем, а спустя жалкую долю секунды оказался на другом конце поляны, с поразительной легкостью опрокинув навзничь крупного парня и с силой вмяв его в рыхлую землю.
— КТО ТЫ?! — рявкнул пацан прямо в побледневшее от внезапной догадки лицо, одной рукой вцепившись в чужое горло, а второй одновременно надрезая нежную кожу — как раз возле важной жилы. — Кто тебе сказал?! Говори! Кто?!!
— Ли-тур… — хрипло закашлялся молодой воин, тщетно стараясь избавиться от разноцветных искр в глазах — кажется, при падении его сильно приложило затылком.
— Кто?!!
— Ли-ту-ур. Мы жили когда-то… в Сторожках… вместе. До того, как они… сгорели… Я — Литур… помнишь?
Весельчак беззвучно ахнул, во все глаза уставившись на взъерошенного и почти взбешенного мальчишку, у которого лицо не только приобрело цвет и структуру мраморных статуй в Главном Храме Ланнии, но и жутковато застыло, как у Линнет — суровой богини возмездия. Что-о?! Наш Белик ТОЖЕ жил раньше в Малой Стороже?!! И этот тип его прекрасно знает?!! Но откуда?! КАК это возможно, если пацану едва можно дать пятнадцать, а Сторожа сгорела почти два десятилетия назад?!!
Белик с новой силой тряхнул противника и яростно прошипел:
— Литур давно мертв!! Кто ты?!!
— Н-нет, я… выжил тогда, — сдавленно прошептал юноша, стараясь даже не дышать, потому что отточенное до остроты бритвы лезвие опасно приблизилось к тревожно пульсирующей жилке. — Он не смог… не успел… меня вовремя дотащили к магу, который и вылечил… это я, Белка! Клянусь! Я — Литур! Тот самый… стой!! Не надо!! Это правда, я… Хвостик! Помнишь, как вы дразнились, потому что я всегда болтался за вами, как хвост?!
— Врешь!!
— Нет! Клянусь, это правда… отцом клянусь, Совтаном: это я! Я!!
Он снова замер, чувствуя, как по коже потекла горячая тонкая струйка, незаметно пробираясь под воротник и пачкая белоснежную сорочку, но почему-то не имея ни сил, ни желания, ни возможности сопротивляться. Его по-прежнему вжимало в землю острое колено, а отточенный клинок опасно щекотал горло. Дыхание вырывалось из груди тяжелое, хриплое. Чужие глаза буквально прожигали насквозь. Однако Литур все же не дрогнул. Даже когда острие надавило чуть сильнее, он не дернулся, не поднял руки, не попытался сбросить верткого пацана с собственной груди, потому что уже знал, что не ошибся: эти люто сверкающие глаза он не смог бы забыть и на смертном одре. Они только у двоих в целом мире могли так изумительно гореть — ровным, поразительно чистым светом, как умеет только священное небо и бездонная морская глубина. Тем дивным огнем, от которого у него всегда замирало сердце.
