Дем Михайлов - Кровавая весна
Двое оставшихся в живых всадников среагировали мгновенно. Два панических вскрика, резко натянутые поводья - и вот два всадника уже скачут прочь, причем в разные стороны.
Отец Флатис мягко ступил вперед за ворота. И в то же время у лошадей подогнулись ноги, и на полном скаку они грянулись оземь, увлекая за собой наездников. Священник, не задумываясь, принес невинных животных в жертву. И в этот момент в уголках рта появились горькие складки – о лошадях отец Флатис сожалел куда больше, чем об их всадниках.
Дикий, преисполненный боли крик взвился над бесплодными землями. Один из мужчин катался по снегу, обеими руками держась за выгнутое под неестественным углом бедро. Другой, не тратя время на крики, тяжело поднялся на ноги и шатающейся походкой поковылял прочь, на ходу сплевывая кровь, обильно сочащуюся из разбитых при падении губ. Его походка была нетвердой, человека мотало из стороны в сторону, но он упорно делал шаг за шагом, с трудом удерживая равновесие. Жажда жизни неистребима…
- Остановись, – властно велел седой священник, обращаясь к пытающемуся скрыться незнакомцу.
Тщетно. Тот не внял приказу.
Повторять священник не стал. Мгновение, и над пустошью витало уже два пронзительных крика, а по снегу каталось два скрюченных тела. Больше никто никуда не побежит. У одного сломано бедро. А другой отбегался навсегда – не сильно походишь, когда твои колени превратились в пепел.
Восемь всадников повержены. Шестеро мертвы, двое жестоко искалечены. А старый священник за все время схватки сделал не больше двух шагов и ничуть не запыхался.
Медленно шествуя вперед, отец Флатис приближался к двум вопящим от непереносимой боли людям. И что-то настолько грозное читалось во взоре старика, что сразу становилось ясно – это идет Искореняющий Ересь.
Один из поверженных и искалеченных противников дернул рукой к груди, срывая со шнурка небольшой кожаный мешочек. Сорвать сорвал, но воспользоваться его содержимым не успел – пережженная в локте рука бессильно повисла, а человек зашелся в еще более страшном крике, с ужасом глядя на жестоко изуродованную конечность, от которой струилась струйка дымка, несущего с собой запах сожженной плоти.
Не остановившись на этом, священник шевельнул бровью, перевел взгляд на другого несчастного, уничтожая и его локти. После чего не забыл «позаботиться» и о последнем локте первого, таким образом превращая обоих в окончательных калек. Люди корчились в окровавленном снегу с пережженными ногами и руками. Им уже никогда не подняться, но они все еще могли говорить.
Разомкнув плотно сжатые губы, отец Флатис бесцветно произнес:
- Я не дам вам убить себя или послать весть своему хозяину. Вы оба в моей власти.
- Так убей нас! – истерично завопил один из них, глядя на священника налитыми кровью глазами. – Убей нас, святоша! Все равно нам не жить!
Другой лишь мог выть от боли, словно обезумевшее животное.
- О, – усмехнулся священник, – вы обязательно умрете. Несомненно, умрете… но не сразу. Сначала мы поговорим.
- Мы ничего тебе не скажем, проклятый святоша! Ничего!
- Все так говорят, – с легкой улыбкой кивнул отец Флатис, делая небольшой шаг вперед. – Все так говорят, но пока никто не сдержал своего обещания. Во имя Создателя Милостивого, приступим!
Покинувшие свои позиции и сгрудившиеся во дворе братья-монахи со священным ужасом смотрели на склонившегося над корчившимся человеком священника.
Короткий миг, и над бесплодными пустошами взвился невыносимо пронзительный вопль заживо горящего человека. Крик настолько страшный, что не верится, что подобный звук может исторгнуть человеческая глотка.
На крыше трактира, внутри открытой шкатулки, в припорошенном снежком навершии рукояти ярко вспыхнул и мерно запульсировал драгоценный камень. Младший Близнец жадно впитывал в себя эманации боли и страдания, впитывал доходящие до него крохи жизненной энергии, щедро расточаемой истязаемым человеком.
- Святой Создатель Милосердный! – трясущимися губами проговорил один из монахов, не в силах оторвать взор от корчей поверженного врага. – Что же это… Какая боль… Мы принадлежим Милостивой Церкви! Милостивой и Сострадательной! Разве ж можно творить такое… надо его остановить!
- Никто не помешает доброму отцу Флатису! – жестко проговорил Миргас, юноша с выбившимися из-под капюшона седыми прядями, и наставил взведенный арбалет на монахов. – Никто ему не помешает! Никто и никогда, пока я жив!
- Окстись! - вскрикнул один из монахов, дергаясь в сторону. – Не тебе решать! Ты всего лишь…
- Молчать! – не повышая голоса, велел Миргас. – Никто из вас не помешает отцу Флатису!
Пылающая во взоре юноши яростная фанатичность словно заворожила монахов, и они вновь замерли в неподвижности, вслушиваясь в дикие вопли и морщась от запаха горящей плоти, добравшейся даже сюда.
Крики длились долго. Очень долго. Сначала пронзительные и дикие, а затем хриплые и обессиленные. Истязаемые давно уже сорвали голосовые связки и могли лишь шипеть и сипеть от невыносимой боли.
Только через час над бесплодными землями повисла благословенная тишина. И вновь лишь завывание зимнего ветра витало в воздухе. А на заснеженной земле, посреди серых пятен пепла, лежало два обугленных мертвых тела застывших в диких изломанных позах. Из их раззявленных ртов вился серый дымок, несущий запах страшной смерти.
Тихо хрустнул снег под ногой старого священника. Вошедший во двор отец Флатис внимательно осмотрел своих спутников и коротко велел:
- Сбор! Мы выступаем через час. Поторопитесь, братья! А я пока прочту молитву упокоения для усопших.
Люди, словно покорные марионетки, пришли в движение, и лишь все тот же говорливый монах с залысинами осмелился спросить:
- Куда, отче? Куда поведешь ты нас?
- Мы отправляемся в Дикие Земли! – шелестящим голосом отозвался старик Флатис, стряхивая частички праха со своих ладоней.
Глава третья
Чужие у стены, чужие на пороге
Люди… обычные люди. Во всяком случае, при долгом и пристальном взгляде на них с высоты нашей защитной стены.
С первого взгляда единственное, что я сумел понять – эти существа передвигаются на двух ногах, закутаны в нечто вроде меховой одежды и разномастно вооружены.
Уже потом, когда я понял, что в данный момент жизни поселения ничто не угрожает, я стал всматриваться куда внимательнее. Мой взор выхватил бородатые лица с покрасневшей обветренной кожей, украшенной неестественными белыми пятнами. А также лица без бороды, явно женские, но столь же красные. Фигурки нескольких детей, до носа закутанных в одежду и похожих на неуклюжих медвежат.
