Надежда Кузьмина - Драконья доля
Погода переменилась, и впрямь началась осень. Жара ушла, сменившись хмарью и моросящим дождём. Если раньше я сомневалась, уйти или остаться, то теперь просто радовалась, что у меня есть тёплый угол и мягкий тюфяк. И старательно помогала тётке Марке рубить капусту для закваски и солить в больших кадушках грибы, которыми сейчас торговал каждый второй. И мужики, и бабы. Я завидовала — мне тоже хотелось в лес, засиделась я в четырёх стенах, но понимала, что не отпустят.
Может, тут хороших да безотказных работниц не так уж много, хоть село на вид и велико?
Смуту в установившийся безмятежный душевный лад внесла неожиданная встреча прямо во дворе трактира. За углом коровника меня подкараулила незнакомая старуха — сгорбленная, в закрывающем лоб и щёки чёрном платке. Вцепилась в руку и забормотала:
— Уходи отсюда, деточка! Беги, пока не поздно! Не то сожрут тебя звери лютые, только косточки да останутся! А душа белая пропадёт навек!
Я остолбенела. Бабка больно сжимала моё предплечье, глядела пронзительными глазами, даром, что на одном было бельмо, и продолжала причитать:
— Беги, беги отсюда, деточка! Не дай сгубить себя, как других сгубили!
— Кого сгубили, бабуля?
Ответа я не получила — из-за угла широким шагом вылетел Иргай, грубо схватил старуху за плечо, встряхнул и поволок к воротам:
— Опять привалила, ведьма сумасшедшая! Говорил, не ходи сюда больше! Сейчас ты у меня получишь! — Обернулся: — А ты иди коров дои. Что, ненормальных не видела?
Я кивнула и заторопилась в хлев. Но осадок остался… Странно это всё как-то… И Уна, и Алика, и вот теперь эта бабка. Спросить бы — да некого.
Спустя пару недель я уже забыла о той бабке напрочь, будто никогда и не видела. Думала совсем об ином. Об оставленном доме, размышляла, нашёл ли Гар себе другую невесту и о том, что сейчас в Красных Соснах, — вышла ли Тайка за своего Лута и свободен ли ещё Бор? Увижу ли я их снова? Суждено ли мне туда вернуться?
А ещё мне удалось разобрать в письме большой кусок, где писавший вспоминал, как вместе с Алишей любовался с балкона на растущую луну. Как они дарили друг другу поцелуи — вот именно так, не просто целовались, а дарили! — и какие слова говорили. Почему-то, когда я читала это, становилось сладко и грустно. Какие, оказывается, чудеса на свете бывают! «Прекраснокудрая нежная богиня» — меня никогда так не назовут, это уж точно. И что такое, кстати, «балкон»?
* * *О приезде знатных гостей стало известно заранее. Ждали местного лорда — Лидо тер Асарана, который раз в год, по осени, лично объезжал владения, проверяя дороги и собирая налоги.
Ещё за неделю мы с тёткой Маркой, с четырьмя вёдрами горячей воды и кучей тряпок, отправились скрести и приводить в порядок второй этаж отдельно стоящего флигеля, куда до того меня не пускали. Впрочем, постояльцев сюда тоже не селили, и, войдя внутрь, я поняла, почему — таких комнат я досель не видела. Больше всего поразила воображение кровать под огромным, с сарай размером, деревянным балдахином, к которому крепились занавески, как на окнах. Цельный шатёр! Пол был покрыт цветастым ковром, а у масляных светильников на стенах имелись стеклянные дутые абажуры с хрустальными висюльками понизу.
Провозились два дня — пуховые перины надо было перетряхнуть, занавески снять, выбить пыль и повесить обратно, окна — каждое стёклышко — протереть до зеркального сияния. Про пол, ковёр и те самые абажуры уж не говорю… один я чуть не расколотила с непривычки — намылила, а он из рук и выскользнул.
Снедь с разносолами — копчёности, солёности да сладости — тоже готовили заранее. А ещё на кухне начистили посеребрённый поднос и перемыли расписные, тонкого фарфору тарелки да чашки, которых я прежде не видела.
И, наконец, за день до приезда тётка Марка погнала нас с Уной в баню. Ну, туда мы и раньше ходили раз в неделю, но в этот раз я чувствовала себя как тот абажур — в центре внимания. Дошло до того, что тётка заставила меня поднять руки над головой и потёрла специальным камнем подмышки, соскребая волосы. Я открыла было рот, но меня заткнули:
— Чтоб потом не воняла, ясно?
Наверное, этот лорд очень важная персона. И очень строгая, раз такие приготовления.
Когда всадники въехали во двор, я была в доме, возилась на кухне. Сначала послышался стук копыт, ржание коней и громкие голоса. Выглянула в окно — и обомлела. Таких людей я раньше наяву не видела — только на картинках в маминой книжке. Сами богато одеты в цветные плащи. Наручи, всякие бляшки сверкают, сбруя блестит, кони лоснятся, под сёдлами — яркие попоны. А кто ж из них лорд?
Лордом оказался скакавший во главе — именно перед ним склонились Варек и Марка, протягивая, как положено, каравай хлеба и чашу вина на подносе с вышитым рушником. Спешившись, лорд — высокий мужчина, не молодой и не старый, с каштановыми кудрями ниже плеч — взял вино и отхлебнул из кубка. Одобрительно кивнул. Я глядела во все глаза, разглядывая первого увиденного в жизни благородного. Багряного цвета шёлковый плащ с тёмной меховой опушкой, руки в белых перчатках, безбородый. Мне он показался ошеломляюще красивым. Как принц с картинки в волшебных сказках.
Захотелось поглядеть поближе. Вытирая на бегу мокрые ладони о фартук, заторопилась к выходу во двор. Марка сейчас занята, ругать меня некому. И примчалась как раз вовремя, чтобы увидеть, как лорд, ставя пустую чашу назад на поднос, резко взмахнул рукавом прямо перед носом у своего жеребца. Гнедой заржал и, заложив уши, попытался встать на дыбы. Держащий его под уздцы Долгар повис на поводе. А лорд резко обернулся и со всего маху стукнул коня кулаком по храпу:
— Уймись, скотина дурноезжая!
Гнедой так и присел на задние ноги.
— Два месяца как заездили, а всё выкаблучивается! — усмехнулся лорд.
Долгар торопливо потянул вздрагивающего жеребца за повод, уводя того в конюшню. А я замерла, вцепившись в дверной косяк разве дело вот так бить лошадь, которую сам и напугал? Или у лордов заведено, что если кто ослушается, то сразу наказывают?
— А это кто? — синие глаза лорда Лидо остановились на мне. — Не припомню такой.
— Это Син, новенькая, — заулыбалась Марка. — Ей шестнадцать.
— Шестнадцать? Ну-ну… — лорд смерил меня взглядом и повернулся спиной.
И только тогда я поняла, что, дура такая, забыла поклониться…
Вечером, когда уже стемнело, тётка Марка сказала, что ужинать благородный лорд будет не в общей зале, где на него всякие смерды да простолюдины станут пялиться, а у себя в апартаментах. И что мы сейчас ужин приготовим и отнесём.
Я внимательно слушала, что и как надо делать. А вот Уна не нашла лучшего времени, чтобы затянуть своё «на глухой погост под зелёный мох». Марка на неё рявкнула, а потом пригрела и меня, дёрнув за юбку. Задрала ту, увидела серые посконные штаны и завопила:
