Нил Гейман - Чёрная магия
На протяжении следующего часа Ручеек резал и крошил перец и лук на гладких плитах гранита. Он быстро усвоил, что тереть глаза не следует. Ручеек много плакал и время от времени чихал. Глаза жгло. Но он приносил пользу. Он старался заслужить пропитание.
Потом повара выставили его из кухни, велев трижды вымыть руки с мылом, прежде чем браться мыть лицо — опять-таки с мылом, дочиста.
— Вымой хорошенько, — посоветовала Капля.
— Три как следует, — вторил Никвиз.
— Всегда, когда надо, этих мыльных магов нет под рукой! — воскликнула Капля.
— Никогда не слышал о мыльных магах, — удивился Ручеек.
— Мы тоже, — улыбнулся Никвиз. — Иди мойся.
Ручеек нашел рядом с кухней умывальную раковину, сделанную, естественно, из камня. Он наклонил маленькую цистерну и наполнил раковину водой, потом взял брусок мыла и тщательно намылил руки. Ручеек как раз тер лицо, включая заранее зажмуренные глаза, когда до него донесся чей-то разговор.
— Ничего особенного, — послышался голос, который мог принадлежать пожилому мужчине.
— Ничего особенного, — согласился Демвур. — Но сегодня днем он помог на кухне, даже не получив распоряжений.
— Задница да локти, и ничего больше, — продолжал пожилой. — И что это на нем надето?
— О, это последняя мода горных деревень, — отозвался Демвур.
Должно быть, управляющий разговаривал с самим лордом Брикелем. Ручейку хотелось взглянуть на него, но он не мог никуда смотреть, пока не смоет — и притом как следует — мыло с лица. Но к тому моменту, как Ручеек утерся подолом рубашки и обернулся, собеседники уже входили в дом.
За ужином Ручеек тоже не видел хозяина. Лорд Брикель ел со своими гостями в столовой зале, а Ручеек — за большим столом на кухне вместе с прочими слугами; оказалось, что он уже знает всех присутствующих: за столом сидели Демвур, Никвиз, Капля и Эбб — тот глупый привратник. Демвур, Никвиз и Капля обсуждали дела хозяйственные и местные сплетни. Эбб молчал. Как и Ручеек.
Жаворонок в этот день прислуживала за хозяйским столом, поэтому она появлялась на кухне и тут же уходила, конечно же игнорируя Ручейка.
— Ты как, собираешься купить новенькому что-нибудь приличное из одежды? — поинтересовалась Капля.
— Я об этом как-то не подумал, — ответил Демвур. — Он не голый. И отправлять его куда-то с поручениями я не собираюсь.
— Ему надо будет что-то носить, пока она будет стирать его одежду, — напомнила Капля.
«Она», должно быть, относилось к Жаворонку. Ручеек не сомневался, что Жаворонок выйдет из себя, узнав, что ее ожидает такая неприятная задача.
— Я могу сам стирать свои вещи, — вмешался он. — Если мне покажут, где это делать.
— Оно еще и разговаривает, — заметил Никвиз.
— С полным ртом! — добавила Капля.
Они не улыбнулись, и никто не рассмеялся, но Ручеек знал, что его просто беззлобно поддразнивают. Ощущение было приятное.
— Возьмите его завтра с собой на рынок, — велел Демвур, — и купите ему что-нибудь подходящее. Деньги я вычту из его жалованья. Но если он удерет и унесет новую одежду прежде, чем отработает ее, я урежу плату вам.
— Только попробуй, — пригрозил Никвиз.
— Ты смотри, еду-то тебе мы готовим, — поддержала его Капля.
— Ну что за работники, а? — развел руками Демвур. — Два повара, одна острая на язык девица, деревенщина с гор и развеселый олух.
— Про Эбба забыл, — сказал Никвиз.
Суть подколки дошла до Ручейка лишь секунду спустя; он расхохотался.
Демвур смерил его сердитым взглядом.
— Не думай, что я позволю тебе разговаривать со мной непочтительно только потому, что позволяю это поварам!
— Ни в коем случае, сэр, — заверил Ручеек.
— Сегодня же вечером вымойся и выстирай свою одежду. С мылом! Еще натащишь в дом блох.
Теперь ясно, отчего у Жаворонка такая чистая одежда. Этого требует Демвур.
— А где мне стирать? — спросил Ручеек. — Ручья же поблизости нет.
— В западном углу сада есть купальня, — объяснил Никвиз.
— Только сам наноси туда воды, — добавила Капля.
— Там есть печь, на ней греют воду, — произнес Демвур, — но если ты перегреешь ее, или поставишь холодный кувшин на горячую печь, и он лопнет, я тебя оштрафую.
Ручеек понятия не имел, что такое «оштрафовать», но был уверен, что лучше этого избегать, как по отношению к себе, так и по отношению к своему жалованью. Но ничего страшного. Он и не слышал никогда о нагревании воды для стирки. И дома у них в горячей воде мылся только отец, да и то лишь зимой.
После ужина Ручеек отыскал лохань для стирки, прикинул, сколько воды потребуется, чтобы отмыть и ополоснуть одежду и себя, и принес от главной цистерны большой кувшин. Он разделся, намочил одежду, разложил ее на стиральной доске и начал намыливать.
— Ах ты паршивец! — воскликнула Жаворонок у него за спиной. Голос ее был полон отвращения.
— Я еще не вымылся, — отозвался Ручеек.
— Да какое мне дело, грязный ты или нет, дурень? Ты голый!
— Извини, я как-то не подумал, что надо стирать одежду, не снимая ее.
— Вы что, у себя в Фарзибеке всегда стираете одежду голышом? — язвительно поинтересовалась Жаворонок.
— Да, — ответил Ручеек. — Либо стирать голым, либо сидеть в доме голым как младенец, пока ее стирает кто-то другой. Только в Фарзибеке девушкам хватает здравого смысла держаться подальше, пока парни стирают. А нас, парней, просто поубивали бы, если бы мы подошли к девушкам так, как ты сейчас ко мне.
Вообще-то он говорил не совсем правду. Взрослые парни в таких случаях не снимали набедренной повязки. Но у Ручейка ее еще не было.
— Мне тоже нужно постирать, — заявила Жаворонок. — Хозяйские вещи.
— Тогда тебе придется либо подождать немного, либо действовать с закрытыми глазами, потому что я отсюда не уйду, пока я и моя одежда не будем чистыми.
— Да твои вещи сто лет сохнуть будут!
— Сохнуть? — удивился Ручеек. — Где ж ей сохнуть, кроме как на мне?
— Я не собираюсь задерживаться допоздна только потому, что тебе вдруг приспичило узнать, что такое быть чистым!
— Демвур велел мне вымыться и постирать, — сообщил Ручеек. — Я был таким грязным потому, что проделал долгий путь по дороге и через лес и спал в лесу, в опавших листьях. В следующий раз я попрошу, чтобы кто-нибудь отнес меня в паланкине или привез в повозке.
Жаворонок поставила полную корзину белого белья.
— Хозяин, никак, любит носить белое, — заметил Ручеек.
— Это его нижнее белье, горец ты этакий, — презрительно бросила Жаворонок. — Ты, ясное дело, никогда о нем и не слышал.
