Дмитрий Браславский - Паутина Лайгаша
И оказались в крохотной душной пещерке.
– Мак, ты уверен, что мы не первые, кто на нее наткнулся? – Торрер остановился рядом с лазом, из которого хоть как-то тянуло воздухом.
Мессариец озадаченно посмотрел на пергамент. Потом взял факел и поднес его к правой стене пещеры.
Только теперь все заметили высеченные на камне неясные очертания животных.
– Олени, что ли? – предположил Торрер.
– Сам ты олени! – фыркнул Макобер. – Медведей не узнаешь?
– Не узнаю, – честно признался эльф. – Гномом буду, если это не рога!
– А кто тебе сказал, что у пещерных медведей не было рогов?
Реплика мессарийца поставила Торрера в тупик.
– У пещерных? –Торрер задумался. – Это тех, которые в пещерах живут, что ли?
– Не живут, – назидательным тоном пояснил мессариец. – Это такие особые медведи, крайне чувствительные к своей репутации. И в пещеры они заходят исключительно попозировать художникам. Особо тщеславные, правда, иногда разрешают неутилитарно использовать свои остатки.
– Как-как использовать? – обалдело переспросил эльф, не ожидавший обнаружить в мессарийце такой кладезь премудрости.
– Не-у-ти-ли-тар-но, – по складам повторил Макобер. – Не мешай, пожалуйста. Эх, темный вы народ, эльфы, не знаете даже, что такое зоолатрия…
И, не теряя больше времени, мессариец заскользил пальцами по силуэту.
– Что это с ним? – удивленно прошептал Терри.
– Медвежатник, наверно, – так же шепотом предположил Торрер.
Неожиданно медведь начал обретать плоть и кровь. На глазах обрастая клочковатой буро-рыжей шерстью, животное недовольно заворчало, оскалило клыки и зашевелилось, сбрасывая с себя куски разваливающейся стены.
Они отступили назад. Лентал положил руку на медальон. Терри обнажил меч.
А Макобер… Макобер протянул руку и ласково почесал медведя за ухом. Все застыли.
Довольно урча, животное тяжело спрыгнуло со стены и разлеглось у ног мессарийца, доверчиво подставляя ему живот.
Стена за его спиной окончательно рухнула, обнажив грязную тюремную камеру. Грубо сколоченный стол, стул-развалюха, неровные сырые стены. Бросившиеся врассыпную крысы вызвали из заплечного мешка Мэтта весьма заинтересованное попискивание.
Единственным заключенным этого странного подземного каземата оказался взъерошенный филин, обосновавшийся на краю низкой неприбранной кровати у дальней стены камеры.
Увидев развалившегося на полу медведя, филин несколько раз возмущенно щелкнул клювом. Медведь утробно зарычал и покачал головой.
– Ну-ну.
Друзья переглянулись.
– Простите, что вы сказали? – мессариец понял, что не удивится уже ничему.
– И все-то тебе не терпится, – благодушно откликнулся филин.
– Магия? – с подозрением принюхался Торрер. – И кто же это, интересно знать, решил использовать тебя, чтобы с нами пообщаться?
– Что значит использовать? – возмущенно прогудел филин.
– Погоди, – Макобер на секунду обернулся к эльфу. – Дай я сам с ним поговорю.
Филин насмешливо склонил голову на бок.
Бэх взглянула на медальон: Тигр оставался спокоен.
– Неужели Айригалю служат говорящие филины? – тихо спросила Бэх.
Лентал пожал плечами:
– Ни разу о таком не слышал. Но это в любом случае не его филин. Это сам по себе филин.
– В смысле? – удивилась девушка.
– Он не принадлежит этому месту. Не знаю, как по-другому сказать. Не от мира сего.
Макобер присел на корточки рядом с филином и набрал в легкие побольше воздуха.
– Обожаю говорящих птиц! – затараторил он. – Нельзя сказать, чтобы они попадались мне каждый день… Но всякий раз, когда мне удается вволю поболтать с ними, я обычно спрашиваю: а не встречалось ли им, скажем… малахитовое колье.
– А вам оно зачем? – хитро поинтересовалась птица.
– Да не нам! Стали бы мы, в самом деле, искать какое-то колье?! Как ты только мог такое удумать! Чтобы мы, великие победители драконов, перед которыми даже призраки рассыпаются в прах…
– Куда-куда рассыпаются? – заухал филин.
– Да куда угодно! Но раз уж ты сам заговорил про колье, скажи хотя бы, где оно сейчас.
Филин покрутил головой.
Жест был настолько человеческим, что Мэтт невольно улыбнулся. Он уже в который раз с наслаждением наблюдал, как Макобер обрабатывает очередную жертву. Были люди, способные выдержать монолог мессарийца минут пять. От силы десять. После этого сдавались даже самые стойкие.
В когтях у филина появилось колье. Бэх ахнула.
– Умная птичка! – от души похвалил мессариец. – А теперь сам подумай, ну, зачем оно тебе? На шею не наденешь – свалится, а потом еще в ногах мешаться будет. И тяжелое, небось, – ни взлететь, ни за ветку уцепиться. Морока, да и только.
Филин расправил крылья, критически оглядел их и покосился на колье.
– Но ты не расстраивайся! – успокоил его Макобер. – Мы тебя от этой ерунды избавим. Представляешь, как тебе повезло, что мы случайно мимо проходили? А то так бы и сидел с этой безделушкой…
Птица разжала когти, и колье скользнуло в подставленную мессарийцем ладонь.
– Кстати, ты не знаешь… случайно, конечно, – не унимался Макобер, – какова его истинная ценность?
– Восемьсот двенадцать с половиной талеров, если не обманут, – похлопал глазами филин и одобрительно добавил: – Умный воришка. Морока, да и только.
– Да я не про то, – махнул рукой Макобер. – Хочешь верь, хочешь нет, первый раз в жизни такую красоту вижу. А что толку? Ну, подарю я ее какой-нибудь девице…
– Надень на шею, – посоветовал филин.
– Себе?
Филин вновь покрутил головой.
– Ему? – мессариец указал на тело Баураста.
Птица не ответила.
Макобер осторожно приподняв голову чародея.
Драгоценные камни заструились, перетекая друг в друга, превращаясь в живое сверкающее ожерелье, слепящее глаза тем же чисто-изумрудным светом, что отбрасывал в бою медальон Лентала.
Движение становилось все стремительнее, и Макобер отвел глаза, пытаясь подавить подступающее головокружение.
Баураст исчез.
– Он?.. – Макобер растерянно взглянул на филина.
– Там, где ему сейчас хорошо, – на этот раз в голосе птицы слышалась печаль. – Баураст искал это колье всю свою жизнь. Слишком долгую жизнь…
Торрер хотел было что-то спросить, но Бэх приложила палец к губам.
– Это он уговорил свою талиссу отправиться в Лайгаш. И так до последнего дня не мог себе простить ее гибель. А потом ждал, ждал тех, с кем мог бы повторить свою попытку. Ты спас его, но и тебе лучше не знать, от чего.
