Ирина Котова - Королевская кровь-4
— Лучше жить болваном, — насмешливо сказал Ольрен. — По-твоему, честь — это оставить страну в руках захватчицы? Ты стал стар и осторожен, Бергстрем.
Он не осмелился бы оскорбить старика, если бы не чувствовал поддержку окружающих. Больше половины берманов осталось сидеть, и были среди них и главы крепких кланов.
— Уходи сейчас, я не желаю сражаться с тобой. Вам дадут уйти свободно, в моем замке вас никто не тронет. Встретимся на разных сторонах, братья.
Линдморы удалились, не оглядываясь. Как бы ни был Ольрен захвачен жаждой власти, бить в спину он не станет. Иначе от него отвернутся все.
Полина, Бермонт
Почти неделя прошла со свадьбы четвертой Рудлог. Шесть дней, за которые она устала жить и устала ждать. Неуловимый шаман Тайкахе ушел куда-то глубоко в тундру, и люди Хиля Свенсена обыскивали на листолетах весь немаленький, изрезанный фьордами север Бермонта в поисках его яранги. Пол маялась, требовала взять ее с собой — только чтобы не сидеть в покоях, не умирать от безделья, но воспротивился не только берманский полковник, но и Стрелковский.
— Вы только помешаете им, — сказал он Полине, когда она в очередной раз, вспыхнув от вечернего доклада об очередной неудаче, приказала взять ее на север. — Вместо того чтобы искать, они будут озабочены вашей безопасностью, ваше величество.
Она скрипнула зубами, но согласилась. Игорь Иванович стал ее спокойствием, которого ей теперь частенько не хватало, ее сдержанностью. Полковник сопровождал королеву, куда бы она ни направлялась. И Поля позволяла себе при нем и вспыхивать, и раздражаться, жаловаться, зная, что он никуда не денется от ее гнева, выслушает, даст разумный совет.
Иногда во время таких вспышек ей казалось, что Стрелковский смотрит не на нее — куда-то вглубь себя, и улыбка у него была странная, нежная и печальная. И раздражение ее он терпел без неудовольствия. Ровно, спокойно, понимающе — от этого понимания накатывал жгучий стыд. Что же ты, Поля, не сдерживаешься, срываешься? На человеке, который тебе ничего не должен, который пришел помочь, хотя и не по статусу ему быть в простых гвардейцах.
Время, отведенное Полине старейшинами, уходило слишком быстро. По ее приказу придворный маг Бермонта вместе с лейб-медиком ежедневно приглашали специалистов-вирусологов, виталистов, врачей со всего мира, предварительно заключая с ними договор о неразглашении. Демьяна, застывшего в стазисе, осматривали, сканировали и качали головами. Мы ничего не можем сделать, ваше величество. Извините.
Появлялся и инлядский монарх с придворным магом, леди Викторией. Луциус тоже долго держал над Демьяном ладони, и глаза его казались белыми, пустыми. Затем выругался и ушел, сказав, что пока ничего не может сделать. И что ищет решение, но, скорее всего, придется рисковать и под присмотром магов поить Демьяна красной кровью.
Каждого посетителя Полина Бермонт встречала с острой надеждой и после каждого осмотра уходила в себя, жестко уничтожая ростки отчаяния. Никаких сомнений. Нельзя сомневаться. Откуда-то она точно знала, что если потеряет веру — потеряет и Демьяна.
Ежедневные пике от надежды к разочарованию измотали ее, иссушили ее душу до бесчувственности. Весь мир сузился до замка Бермонт, до комнаты, в которой лежал Демьян. Ей было все равно, что происходит снаружи. И вкуса еды она не чувствовала, и мылась, и одевалась на автомате, и мысли ее были только рядом с ним, где бы она ни находилась, с кем бы ни говорила.
Накануне Полина все же решилась спуститься туда, где пережила ярость и страсть своего мужа. Королева шла по тайному ходу, как по тропе воспоминаний, и страшно ей было до паники — но у кого еще было просить помощи, как не у Великого Пахаря? И так слишком долго она собиралась с духом.
Дверь из тайного хода в часовню открылась легко, и на Полю пахнуло свежим яблочным и травяным запахом. И мхи засветились, и в их тусклом свете выступила из темноты статуя Хозяина лесов, и поднялся с земли широкий алтарь, на котором бурые разводы и подтеки почти сравнялись цветом с черным камнем. Она смотрела на каменное ложе, ставшее для нее брачным, отрешенно и безучастно, будто и не с ней это все происходило. Слишком спокойно было здесь. Травяной полумрак мягко окутывал ее, утешая и успокаивая, вытягивая запекшуюся боль. И первопредок Демьяна глядел на нее все с той же полуулыбкой, которую она так хорошо запомнила, пока прижималась щекой к каменному алтарю и царапала ногтями его поверхность. Чего хочешь ты, смелая женщина?
Полина пришла просить не за себя, за мужа. Встала на колени, уткнулась лбом в теплое изножье статуи.
— Помоги, — попросила она шепотом. — Он же твой сын. Помоги ему. Вылечи его. Прошу тебя, великий, прошу… что хочешь делай со мной, но вылечи его.
Мягко светились мхи, еще и еще расцветая огоньками, и аромат яблок становился нестерпимым, оглушающим, а она все шептала, умоляла, требовала, и горькие ее слезы омывали ноги звериного бога, капая в чашу для жертв. Но Великий Бер молчал, и она, поначалу трепетавшая от своей дерзости и просившая смиренно, от равнодушия этого впала в неистовство, вскочила и заорала, глядя в неподвижные глаза статуи:
— Неужели тебе все равно?!! Какой же ты бог!! Что ты можешь?!! Спаси его, умоляю, спаси!!!
Темнота согнула ее тяжелыми ладонями, бросила обратно на колени, и она испугалась, сжалась, повалилась на бок, удерживаясь на грани оборота — волосы на затылке встали дыбом, и Поля жалобно заскулила, прося прощения. Да так и осталась лежать на мягких мхах, глотая слезы. В голове ее звучал мощный и рассерженный рык:
— Мы не вмешиваемся там, где на решение способны люди, маленькая медведица. Не тревожь меня более, пока сама не поймешь, что делать!
Боги не гневаются на неразумных детей. Но иногда детям приходится взрослеть самостоятельно.
Полина выбралась из часовни слабая, щурящаяся на свет — непонятно, сколько времени прошло, сколько она лежала там, собирая себя после гневной отповеди Хозяина лесов. Есть решение. Есть. И она его найдет. Нужно только хорошо подумать.
Она думала весь вчерашний день, перебирая воспоминания о словах шамана, обо всем, что говорили врачи и виталисты. Хваталась за голову, дрожала и рычала — потому что не за что было зацепиться, не видела она решения. И с утра ясности не прибавилось. И как обычно, чтобы привести мысли в порядок, Пол отправилась на пробежку. Бегать она начала уже на третий день после свадьбы. У нее сил не было сидеть на месте — нервной энергии внутри кипело столько, что казалось, она взорвется. Пронеслась тридцать кругов во внутреннем дворе, игнорируя взгляды придворных из окон. Ее обсуждали, но относились со всем возможным почтением, приказы исполняли молниеносно. И в глазах слуг и берманских аристократов Поля теперь видела не только неприязнь, но и сочувствие и даже восхищение.
