Временные трудности (СИ) - "Desmondd"
Большая серая рыба с шершавой кожей, красно-рыжим гребнем на голове и мощным чешуйчатым хвостом умудрилась развернуться. Её выпученные глаза и приоткрытый полный острых зубов круглый рот придавали безносой морде выражение искреннего удивления.
Дёрнувшись несколько раз в его хватке, рыба обмякла. Она наклонила голову и коснулась своим широким лбом лба Ксинга.
— Ксинг! — прозвучал в его голове знакомый голос. — Это действительно ты!
— Ну здравствуй, Альмирах! — улыбнулся Ксинг, выпустив цепочку пузырьков. — Я по тебе скучал. Мне так тебя не хватало!
☯☯☯
Яркие лучи солнца пробивались сквозь толщу воды, белый песок, покрытые кораллами, подводными растениями и цветами скалистые уступы, снующие тут и там яркие цветастые рыбы — всё это придавало окружающему пространству сказочный, почти нереальный вид. Но Ксинг не смотрел по сторонам, его даже не интересовали дюжины и дюжины окруживших его вооружённых существ, обладающих сильной ци.
— Нравлюсь? — спросила Альмирах, игриво кувыркнувшись в воде.
— Нравишься! — ответил Ксинг, ничуть не кривя душой.
Тут, на глубине лишь дюжины человеческих ростов — почти что на на самой поверхности, Ксинг смог рассмотреть её во всём великолепии. И Альмирах была красива, пусть и нечеловеческой красотой. Красива, словно дельфин, или косатка — с матовой прочной шкурой, блестящей чешуёй, перепонками между пальцами четырёхпалых нечеловеческих рук и хищной гибкой грацией мурены. В её теле ничего не напоминало женщину — плоская серая грудная клетка не имела никаких выпуклостей, а женские бёдра заменял чешуйчатый хвост. Монстры, которым Альмирах приказала остаться в стороне, были на неё похожи, но не совсем — в их пропорциях было что-то неприятное и дисгармоничное.
— А как тебе наши детки? — хищно улыбнулась Альмирах.
— Что? — изумился Ксинг. — Наши?
Тут под водой приходилось общаться с помощью ци, так что он даже на мгновение решил, что что-то неправильно понял.
— Может и не совсем наши, но ты-то уж точно поучаствовал в их рождении!
Она вновь покатилась в беззвучном смехе, продемонстрировав зубастый оскал. На Ксинга накатило странное оцепенение — он знал, что где-то среди бадави у него, возможно, есть ребёнок, к тому же и не один, но никак не ожидал заиметь в качестве детей целый косяк рыбы!
Альмирах, увидев его замешательство, ещё сильнее рассмеялась — её ци несла лукавство и искреннюю радость. Наконец, она решила перестать его мучить.
— Мне и самой не по сердцу эти отродья семени Шарифа. Но они сильны и полезны, их очень много и они беспрекословно меня слушаются. Даже сейчас, столько лет спустя, мне не верится, что теперь я мать. Мать тритонов!
Ксинг подплыл к ней ближе и заключил в объятия. Её тело было прохладным, чуть теплее окружающей воды.
— Что случилось с тобой после нашего расставания? — спросил Ксинг, вкладывая в ци беспокойство и заботу.
Альмирах обмякла в его руках и ответила:
— Мне было очень больно и страшно, но ты пришёл и забрал мою боль. А потом… Во время вашей битвы я оставалась слабой и беспомощной, не смогла ничего сделать. Но ты пришёл снова и защитил. Накатила волна, тот шар выдержал удар, лопнув потом, уже в море. Большая часть отродий Шарифа смыло, но часть осталась со мной, с той, кто её породил. До сих пор не знаю как, но я почувствовала, что каким-то образом могу отдавать им приказы.
— Шариф не рассчитывал, что ты выживешь, — пояснил Ксинг, припоминая подробности многих украденных и прочитанных колдовских книг. — Ему нужна была армия, послушная, сильная и исполнительная. С её помощью он хочет захватить часть моей родины — весь полуостров Дулунхай и главный порт Могао. Поэтому…
— Могао? — удивилась Альмирах. — Но там же столько кораблей и моряков!
— …поэтому он и наложил чары, заставляющие воинов беспрекословно подчиняться. Для этого ему и понадобилось использовать своё семя — это создало нерушимую связь ребёнка и родителя. Вот только он никак не рассчитывал, что выживешь ты — их мать, чья связь с детьми, вышедшими из её чрева, плоти от её плоти, а значит и сила магии подчинения, намного сильнее.
— Это было ужасно! — сказала Альмирах, её ци несла отголосок застарелой боли, страха и печали, если бы русалки могли плакать под водой, она бы рыдала. — Я не понимала, что происходит. Мне было больно, боль выворачивала моё тело, когда его изменяло магией. До тех пор у меня никогда не было ног, но каким-то я образом знала, как этими ногами ходить! Люди мне всегда казались странными розовыми мягкими созданиями, лишь ненамного плотнее медузы, но я начала их воспринимать, словно они — моё племя! Даже Шариф, Шариф! Тогда он показался бы мне привлекательным, если бы не ужасные дела, которые творил! Моя голова болела, мне казалось, что она сейчас расколется и разлетится на тысячи осколков, но я стала понимать его язык! Человеческий язык, эти непонятные колебания воздуха! Тогда я стала человеком по-настоящему, не только телом, но и разумом!
Ксинг ещё сильнее прижал её к себе, гладя безволосую шершавую голову и ненароком касаясь гребня.
— Но хуже всего стало потом, — продолжала девушка. — Каменная плита, исписанная непонятными символами, на которой я лежала, прикованная за руки и за ноги. А потом он! Его руки, жадно щупающие моё тело, все выросты, которых у меня раньше не было, но которые теперь ощущались столь же естественными, словно хвост, гребень или перепонки на пальцах! И боль! Не сильная, намного слабее той, что я перенесла чуть ранее, но такая унизительная! И его омерзительный довольный смех! Моё детство и юность прошли при отцовском дворе, я была избалованной принцессой, привыкшей только ко всему хорошему. Тогда мир для меня рухнул. Так что когда Шариф запер меня на том острове, я отчаялась. Я делала попытки уйти, выбраться с острова. Но меня каждый раз останавливали стражи. Да и если бы мне удалось уйти от стражей и нырнуть в море — куда бы я поплыла? Из этого маленького мирка не было выхода.
Ксинг молчал. Несмотря на то, что теперь Альмирах была похожа на рыбу, внешность не имела значения. Как бы она ни выглядела — это была его Альмирах, его прекрасная русалка, девушка, которая, как и Мэй, и Шадия, заняла прочное место в его сердце. И когда он слушал этот рассказ, сердце разрывалось.
— Больше года я пробыла заключенной на этом острове, мой мир ограничивался лишь маленьким озерцом и окружающим лесом, а еда — лишь фруктами и рыбой, которую я могла поймать. А потом появился ты — такой добрый, ловкий и умелый. Ты уничтожил неуязвимых стражей, и, пусть я оставалась запертой на острове, но почувствовала, что границы моей клетки рухнули, что ещё чуть-чуть — и я получу свободу. Именно тогда я тебя и полюбила. И ты… Ты сделал меня сильной, во много раз сильней, чем я когда-либо была, поделился со мной частичкой своей силы. Тогда, несмотря на плен, несмотря на то, что оставалась на острове, я была счастлива. А потом… потом он появился опять и снова отобрал у меня всё!
Мощная волна ци, несущая злость, гнев и ярость выплеснулась из Альмирах, ударяя во все стороны, испаряя воду, разрушая камни и кораллы и взметая песок. Поток воды сорвал замерших неподалёку «деток» с мест и откинул прочь, закрутив, словно листья на ветру. Ксинг легко удержал её в руках, наклонился и мягко поцеловал в прохладную щеку.
— А что ты делала, когда меня унесло прочь? — спросил он, частично из искреннего интереса, а частично — чтобы отвлечь её от мрачных мыслей.
— Поначалу я оказалась в океане прямо в человеческом теле. Но затем, когда ко мне вернулось немного сил, я умудрилась покорить чары превращения, вернула себе свой обычный вид, собрала оставшихся мальков и поплыла домой. Ловила рыбу и кормила их — с той силой, что я получила от тебя, это было слишком легко. Я очень хотела тебя найти, но не знала как. Поэтому я отправилась домой. А там… Воссоединение с семьёй произошло не так, как я это представляла.
— Тебя не приняли? — догадался Ксинг.
— Не совсем. Приняли, но… — в ци Альмирах мелькнула горечь. — Не всякая русалка рождается с даром, но у меня он был. С детства я имела дар понимания — я понимала других живых существ: как рыб, так и остальных морских обитателей, к примеру, черепах и могла с ними говорить. Я считала, что морские боги надо мной посмеялись, одарив столь бесполезным и ненужным умением. Лишь когда мы с тобой встретились, когда я смогла с тобой общаться, то поняла, насколько мой дар — настоящее благословение. Ну так вот, благодаря тебе, я стала сильнее. И дар мой тоже усилился. Я понимала. И я поняла… Поняла, что они считают, что это моя вина. Они меня не презирали, но считали глупой девчонкой, совершившей ошибку, хотя ничего из произошедшего не случилось по моей воле. Они были столь добры, столь снисходительны к этой дурочке, пустив её обратно домой, позволив жить там, где она и так прожила всю жизнь! И отец, и мать решили не позволить мне больше эту ошибку повторить. Найти мне тритона из хорошей семьи, чтобы я уняла водоворот в голове, вышла замуж, успокоилась и остепенилась. Но каждый из женихов мне показался таким жалким, таким глупым, таким слабым, что выдержать дальше я просто не смогла!
