Гай Кей - Древо Жизни
Стоя, с неизменно суровым видом Айлерон кивнул, принимая этот великий дар. Вот истинный король, думал Кевин, ибо именно в эти мгновения Айлерон стал настоящим правителем Бреннина.
— Теперь очередь за Каталом, — сказал Айлерон, поворачиваясь к Галинту. — Что скажет Катал?
Но ответил ему совсем не Галинт.
— Тысячу лет назад, — сказала Шарра, дочь и наследница Шальхассана, — жители Страны Садов сражались и умирали у подножия горы Рангат. Они сражались и в Селидоне, и среди высоких лесов Гуинира, и на Сеннетской косе. Они участвовали и в последней битве, в Старкадхе. И сегодня они готовы сделать не меньше! — Она была очень хороша в эту минуту, гордая и прекрасная. — Они готовы сражаться и умирать в войне против сил Тьмы. Но прежде чем присоединиться к решению высокого Совета, я бы очень хотела услышать еще одно мнение. У нас в Катале безоговорочно чтят мудрость светлых альвов, однако же не меньше чтят там знания и мудрость последователей Амаргина. Пусть выскажутся маги Бреннина! А мне лично очень хотелось бы узнать, что думает обо всем этом Лорин Серебряный Плащ.
И Кевин с внезапной тревогой осознал, что Шарра совершенно права. Ведь Лорин до сих пор не сказал ни единого слова. Он вообще, похоже, старался держаться в тени. Но заметила это одна лишь Шарра.
Впрочем, и Айлерона тревожили, кажется, подобные мысли. И Кевин увидел в глазах его серьезную озабоченность.
Но даже и теперь Лорин говорить не спешил. Пол стиснул руку Кевина и прошептал:
— Он не хочет! И, по-моему, я должен…
Однако планам Пола как-то вмешаться в ход Совета неожиданно помешали: в двери зала вдруг кто-то громко постучал, все в изумлении обернулись туда, а в распахнувшиеся двери вошел человек, с обеих сторон окруженный дворцовой стражей. Присмотревшись, Кевин увидел, что это гном, но, похоже, совсем обессилевший и едва переставлявший ноги. И первым шаг ему навстречу сделал Мэтт Сорин.
— Брок? — прошептал он в звенящей тишине. Но второй гном, не отвечая, продолжал идти ему навстречу, держась на ногах, казалось, исключительно силой воли. А когда он наконец пересек весь Большой зал и подошел к Мэтту вплотную, то рухнул перед ним на колени и дрожащим от горького горя голосом воззвал:
— Послушай, о, мой король!
И Кевину показалось, что в этот миг единственный зрячий глаз Мэтта Сорина действительно стал зеркалом его души. И стало видно, какая неуемная глубочайшая боль, какая мучительная страсть терзает эту душу.
«Но почему, Мэтт? Почему ты покинул свой трон?» — Ким вспомнила, как задала этот вопрос, когда Мэтт Сорин рассказал ей о колдовском озере Калор Диман и о ночи, проведенной им на берегу этого озера. Он тогда впервые вел ее к Исанне…
Что ж, теперь, похоже, они об этом узнают. Для Брока принесли удобное кресло, поставили его прямо перед троном, и гном просто рухнул туда, утратив последние силы. Зато заговорил Мэтт Сорин, и все сгрудились вокруг него.
— Броку есть что вам рассказать, — сказал басом Мэтт Сорин, — но, боюсь, вы мало что сможете понять в этой истории, если прежде я сам кое-что не расскажу вам. Похоже, сейчас не время хранить личные тайны. Что ж, слушайте.
Когда на сто сорок седьмом году своей жизни умирал король гномов Марх, мы стали искать одного-единственного человека, который смог бы пройти испытание, проведя в полнолуние ночь на берегу Калор Диман, или Хрустального озера, как вы его еще называете. Мы выбираем своего короля именно так, предоставляя силам природы решить все за нас.
Итак, тот, кому предстояло править в дальнейшем под горами-близнецами, должен был лечь спать на берегу озера и провести там всю ночь до зари. И если бы при этом он не утратил свой разум, то уже на следующий день стал бы правителем нашего народа. Это, разумеется, темный и страшный обряд. Известно, что многие наши лучшие воины и мастера превратились в безмозглое подобие себя самих, когда вставшее солнце пробудило их ото сна на берегу Калор Диман…
Ким вдруг почувствовала первые признаки уже знакомой, похожей на мигрень боли, которая начинала — пока что слабо — пульсировать где-то в глубине глаз. Изо всех сил заставляя себя не обращать на эту боль внимания, она постаралась полностью сосредоточиться на том, что говорил Мэтт.
— Итак, Марх, которому я приходился племянником, будучи сыном его родной сестры, все-таки умер, и мне пришлось собрать все свое мужество — точнее, безрассудство юности, должен признаться, — и дать согласие пройти этот обряд. Согласно давнему обычаю, я сперва придумал и сделал некий хрустальный шар, подобие магического кристалла, и в новолуние принес его в жертву Калор Диман.
А через две недели отворилась дверь — единственная, что ведет из наших подземелий на луга близ Калор Диман, — и меня выпустили наружу, а дверь крепко заперли у меня за спиной. — Мэтт теперь говорил почти шепотом. — И вскоре я увидел, как над озером встает полная луна. И много еще чего я увидел, но… не сошел с ума. А под конец ночи я сделал Калор Диман предложение, полагавшееся по обряду, и стал навеки связан с этими водами. Через два дня я был коронован и стал правителем гномов.
Боль в глазницах стала почти невыносимой, и Ким присела на ступени, ведущие к трону, уронив голову на руки, но продолжая внимательно слушать Мэтта.
— Итак, у озера я поражения не потерпел, — сказал Мэтт, и в его голосе отчетливо слышалась горечь, — однако же во всем остальном я потерпел полное поражение, ибо наш народ был уже не тот, что прежде.
— Это не твоя вина, — прошептал Брок, поднимая голову и глядя на него. — О, мой король, это не твоя, не твоя вина!
Мэтт помолчал, покачал головой и сказал:
— Но я же был вашим правителем!
«Вот так-то», — подумал Кевин. И посмотрел на Айлерона.
Но Мэтт заговорил снова:
— Гномы всегда обладали двумя великими вещами: знанием некоторых земных тайн и жаждой бесконечно это знание преумножать.
В последние дни правления короля Марха двое его придворных, братья, встали во главе оппозиции, представленной, главным образом, нашими лучшими мастерами. Их страстным желанием — и уже в первые недели моего правления это движение приобрело огромное количество последователей — было найти и раскрыть тайны одного предмета, связанного с дикой магией: Котла Кат-Миголя, неистощимого Котла Изобилия.
При этих словах по залу пронесся ропот, но Ким глаз не открыла: смотреть на свет было просто невыносимо, стоило приоткрыть глаза, и в них впивались острия копий. Но она все-таки старалась слушать Мэтта. То, что он сейчас говорил, было слишком важно, и пропустить это из-за какой-то головной боли она себе позволить не могла.
