Клиффорд Саймак - Заповедник гоблинов: Фантастические романы
Все не так, продолжал размышлять Данкен, все пошло наперекосяк. Неожиданно он сообразил, что в числе поводов для снедавшего его беспокойства не последний — добровольцы, что вызвались идти в Оксенфорд. Ладно, с Призраком худо-бедно можно было примириться, но вот отшельник… Старый назойливый болван и к тому же редкостный трус. Уверяет, что жаждет стать ратником Господа, и тут с ним не поспоришь, но зачем же надоедать другим? Правда, надо отдать ему должное, пока он не слишком навязчив, во всяком случае не путается под ногами. Ну вот как быть с ним? Сказать, что его не берут? Что он не годится? И это после того, как они две ночи подряд пользовались его радушием? Может быть, сказал себе Данкен, все наладится само собой? Десять против одного, отшельник передумает, заявит в последний момент, что не может, в силу весьма серьезных причин, покинуть свою келью. Бог с ним, а как поступить с гоблином? Пожалуй, полагаться на Шнырки все-таки не стоит, хотя он вроде бы и заслуживает доверия. Ну ничего, Конрад присмотрит за ним. Шнырки, похоже, испугался Конрада и правильно сделал: тот ни капельки не шутил, угрожая перерезать ему горло. Конрад вообще не умеет шутить.
Так как же быть? Идти вперед или повернуть обратно? Оправдаться будет несложно. В конце концов, никто не обязывал их соваться в самое пекло, лезть напролом, невзирая на опасности. Однако ставки необычайно высоки. Очень важно, чтобы манускрипт попал в руки мудрого клирика в Оксенфорде; а если они повернут обратно, епископ Уайз, по всей вероятности, уже никогда не увидит текста. Помнится, его милость говорил, что ученый старец стоит одной ногой в могиле.
Внезапно Данкену на память пришли другие слова архиепископа, сказанные им в тот далекий вечер в библиотеке Стэндиш-Хауса: «Свет гаснет, гаснет по всей Европе. По-моему, мы погружаемся в первобытную тьму». Разумеется, его милость иногда склонен к пустословию, однако он далеко не глупец. И если он заявил, что свет гаснет, вполне возможно, так оно и происходит в действительности и мир исподтишка окутывает тьма, что довлела над ним на заре времен.
Архиепископ не сказал впрямую, что подтверждение подлинности манускрипта поможет отогнать мрак, тем не менее он как будто подразумевал это. Если будет наверняка доказано, что два тысячелетия назад по земле ходил человек по имени Иисус, произносивший те самые слова, какие ему приписываются, умерший той самой смертью, какая изображена в Писании, тогда Церковь обретет дополнительное могущество. А укрепившись, она встанет на пути тьмы, о которой рассуждал его милость. Святая Церковь, оплот в море хаоса, единственное на протяжении почти двух тысяч лет хранилище мудрости и благочестия, источник надежды для тех, кто отчаялся в своих упованиях.
А если оксенфордский клирик, изучив манускрипт, объявит его подделкой, фальшивкой, грубой и жестокой шуткой?! Данкен крепко зажмурился и помотал головой. Об этом не следует даже думать! Сейчас, как никогда, необходима вера. Без веры здесь ровным счетом ничего не добиться.
Юноша улегся и закутался в одеяло, продолжая прислушиваться к одолевавшим его мыслям. Он не был ярым приверженцем Церкви и все же принадлежал к ней, ибо без малого сорок поколений предков Данкена были христианами — ревностными и не слишком, но христианами. Из века в век Стэндиши несли дозор, отражая нападки и насмешки язычников. Такое наследие требовало определенных поступков. И вот появилась возможность, которой не имел никто из предков; возможность на деле заступиться за Христа. Данкен понял вдруг с необыкновенной ясностью, что не сможет нарушить неписаную клятву, что не повернет обратно. Нет, он пойдет дальше, ибо вера, пускай она до смешного слаба, проникла ему в плоть и кровь, сделалась неотъемлемой частицей его души.
Глава 10
Наутро Шнырки в церкви не оказалось. Поиски ни к чему не привели, ожидание тоже не принесло результатов, и в итоге отряд двинулся в путь без гоблина. Впереди бежал Крошка, за ним шагал Конрад, далее следовали Красотка и отшельник Эндрю, а Данкен с Дэниелом замыкали шествие.
— Слава Богу, что его нет, — ворчал Эндрю, разумея Шнырки. — Я же говорил, ему нельзя доверять. Таков весь малый народец. Они переменчивы, как погода.
— Если бы он отправился с нами, — ответил Данкен, — мы бы не спускали с него глаз.
— Ну конечно, милорд. Однако, уверяю вас, этот пронырливый бесенок сумеет улизнуть от кого угодно. И потом, как бы вы поступили с остальными?
— Какими остальными?
— Со всеми прочими гоблинами, гномами, баньши, троллями, людоедами и так далее.
— Послушать вас, так тут их видимо-невидимо.
— Так оно и есть, милорд, и добра они не замышляют. Они ненавидят нас.
— Помнится, Шнырки сказал, что Злыдни ненавистны им больше нашего.
— На вашем месте, — заявил отшельник, — я не стал бы полагаться на его слова. Доверяться гоблину поистине неразумно.
— Тем не менее, когда Шнырки рассуждал о наиболее безопасной дороге, вы не возражали ему и не пытались поправлять.
— Здесь он был прав, — буркнул Эндрю. — Не знаю, как насчет безопасности, там поглядим, но уж легче дороги не найти, это точно.
Путь пролегал по лесистому оврагу. Ручеек, начинавшийся от родника близ пещеры Эндрю, весело журчал в зарослях кустарника. Постепенно овраг перешел в лощину, в которой, судя по всему, не так давно побывали Злыдни: плодовые деревья были срублены под корень, землю устилали спелые колосья, которые некому было убирать, — из немногочисленных крестьянских домишек некоторые выгорели дотла, от других сохранились разве что почерневшие от копоти печи.
Призрак не показывался; впрочем, несколько раз Данкену казалось, он различает некую тень среди деревьев на гребне холма.
— Вы не видели Призрака? — проворчал отшельник, — Кому, скажите на милость, под силу понять привидение?
Он сердито стукнул посохом по земле; похоже, ему приходилось несладко.
— Почему бы вам не вернуться? — предложил Данкен.
— Я вызвался сам, — пробормотал Эндрю — Если я отступлюсь сейчас, иной возможности постоять за Господа мне уже не представится.
— Ну как хотите, — проговорил Данкен.
В полдень они устроили короткий привал, чтобы немного отдохнуть и перекусить.
— Почему вы идете пешком, милорд? — полюбопытствовал Эндрю. — Лично я, будь у меня лошадь, не стал бы утруждать ноги.
— Я сяду на коня, когда придет время.
— То есть?
— Когда надо будет сражаться. Дэниел — боевой конь. Он обучен сражаться сам по себе и вместе с всадником.
"Эндрю буркнул что-то себе под нос. Походило на то, что сегодня его раздражает буквально все.
