Элизабет Кернер - Малый драконий род
Страшные я пережил мгновения, когда осознал все это, сидя в одиночестве, на холоде, посреди неприветливых горных кряжей, без возможности разжечь даже небольшой костер. Но я сейчас же твердо решил, что всеми силами, всем своим существом буду бороться с демоном и противиться его воле, покуда меня на это хватит. Быть может, продлится это совсем недолго, однако даже самая малая задержка будет выигрышем, победой над тем, что все равно уничтожит меня в конце концов, что бы я ни предпринял. По крайней мере, я погибну сражаясь.
Едва я принял это решение, как через меня прокатилась волна боли, и я в беспамятстве повалился назема.
Окруженный тьмою, я грезил об огне.
Салера
Когда в небе потемнело, я покинула их. Каждый миг, проведенный рядом с Ним, был мне в радость, но в то же время меня тянуло к своим братьям и сестрам. Оставив двуногих, некоторое время я бежала по земле, пока не нашла подходящее место для взлета, откуда взмыла в темнеющую высь и вскоре уже миновала зубчатую каменную гряду, за которой находилась долина где мы все собрались.
Внутри у меня взыграла радость, едва я снова увидела их: так много моих сородичей в одном месте! За последние несколько дней нас стало еще больше: прибыли новые. Я и не мечтала о том, что нас окажется настолько много. Помню, я искала глазами, не присоединился ли к нам кто-нибудь из Опустошенных, однако не видела ни одного. Из своих вновь обретенных сородичей я поприветствовала тех, кого знала ближе всего, с кем уже не раз летала.
Мы не знали, чего ждали там. Мы испытывали радость оттого, что находимся вместе, но не задавались причинами. Я попробовала познакомить родичей с некоторыми звуками. Показала им, как произносится сочетание, обозначающее меня, потом воспроизвела короткое, но трудное сочетание, которое относилось к Нему, и наконец попробовала повторить звуки, обозначающие Серебристого — существо с неподходящим для него обликом. Кажется, некоторые пытались повторять за мной, однако в то время подобное нам было непривычно и казалось слишком трудным.
Я подняла взор, посмотрела на луну, уже несколько пополневшую, и улыбнулась ее смеющемуся лику, обращенному на меня с небес.
Они прибудут, прибудут уже завтра, и все будет хорошо.
Напившись воды, я заснула — но даже во сне, находясь среди моего народа, я грезила о Нем.
Уилл
Салера покинула нас на второй день, с наступлением сумерек. Она устремилась вверх по склону, и я, провожая ее взглядом, понял, что мы встретимся с ней на перевале. Двигались мы довольно быстро — до горной долины, где мы надеялись укрыться, оставалось каких-то полдня пути. Местечко было подходящим: там можно остановиться и спокойно передохнуть. Оттуда до Рябинищ еще день ходу, но там путь уже полегче.
Джеми, Релла и я следовали впереди прочих: когда путь не был слишком крутым — верхом, а в остальных случаях — ведя лошадей под уздцы. Двое моих спутников то и дело принимались рыскать да вынюхивать что-то по всей округе или пускались в старческую болтовню. Впрочем, оба они многое повидали на своем веку, и меня вполне устраивало просто ехать рядом и слушать их разговоры.
Не забывал я и о двоих своих подопечных. Арал довольно беспечно относилась к путешествию: она шагала то рядом со мною, то с Велкасом, то вдруг принималась донимать Вариена и Ланен. История их приводила ее в восторг, и она приставала к ним с расспросами до тех пор, пока у них хватало терпения на них отвечать. В конце концов Ланен не выдержала и отослала ее прочь, любезно, но настойчиво. Арал, похоже, это ничуть не задело.
Единственным, кто меня беспокоил, был Велкас. Он еще больше обычного замкнулся в себе, и даже Арал поначалу не удавалось его пронять. Она поведала мне, что произошло: Велу удалось использовать часть силы из того неиссякаемого источника, который он скрывал даже от самого себя. По мне, так это было причиной скорее для радости, однако Велкас, казалось, только и делал, что вновь и вновь мучил себя размышлениями об этом.
Когда вечером мы разожгли наконец огонь, я осознал, что объят глубоким трепетом. Мне было хорошо оттого, что скоро я окажусь дома, но дело было не только в этом. Не знаю, что являлось причиной: страх ли, предвкушение или просто холод, но по мере того, как сгущалась тьма, дрожь передалась каждой частице моего тела. И чувство было странное — я напоминал себе пчелу, жужжащую над лугом, полным клевера. Это было нечто неуловимое, но оно не давало мне спать добрую половину ночи. И не только мне.
Велкас
Большую часть путешествия я брел молча, отрешившись от прочих. В воздухе я ощущал нечто странное — и чуть было не указал на это спутникам, но вовремя спохватился: недаром долгие годы учился скрывать свои чувства. Возможно, я ошибался. Быть может, причиной тому была всего лишь высота, на которой мы находились. Кроме того, я сейчас пытался понять так много всего сразу, что, возможно, нынешнее мое чувство явилось лишь следствием моих бурных переживаний. Арал провела подле меня некоторое время, и этого оказалось ей вполне достаточно: она поняла, что я держусь настороже. И время от времени она шагала рядом со мной в дружеском молчании, за что я был ей очень благодарен; а один раз пробормотала что-то вроде: «Ты правильно делаешь, Вел. Я знаю, это нелегко, но лучше всего выждать, пока мы не остановимся на привал». Легче мне от этого не стало, но все же было отрадно знать, что ей известно о моем состоянии.
На самом деле она и представления не имела, насколько я вынужден был держать себя в узде. Ей-то ничего не стоило сказать мне, чтобы я высвободил свою силу позапрошлой ночью, и я внял-таки ее просьбе. И от этой мысли меня слегка бросало в дрожь.
Если смотреть на это под определенным углом, становилось понятно, что я осмелился подчинить себе Вышнее божество — или склонить ко благому делу того, кто являлся Погибелью для мира. Я свел на нет работу целого десятилетия, чтобы спасти Ланен, отчаянно нуждавшуюся в моей помощи. И мне удалось это, причем я сам совершенно не пострадал, да и миру тоже ничего не угрожало!
Я все еще чувствовал себя несколько ошарашенным. Ведь я сделал невозможное. Смешал кровь этой женщины с драконьей — но, несмотря на столь неслыханную смесь, она до сих пор была жива! Это казалось невероятным. Я чувствовал, что нахожусь одновременно в двух мирах: первый — тот, что окружал меня сейчас, и второй, где действовал здравый смысл, согласно которому она должна была потерять детей или погибнуть — или и то и другое сразу. Смерть была единственным возможным следствием ее недавнего состояния. В лучшем случае я сумел бы спасти ей жизнь, но дети все равно были обречены на гибель.
