Вероника Иванова - Право быть
Мы уже смотрим друг другу в глаза, зная, что осталось ждать совсем недолго, но страстно желая продлить даже ожидание, такое болезненное и такое сладкое…
Прохлада волос, струящихся по раскаленной плоти, она невыразимо приятна, но сейчас даже черные косы кажутся неуместными, мешающими, отвлекающими от чего-то невероятно важного и значимого, и я помогаю им убраться подальше, за спину. Кажется, они повисают в воздухе, так и не коснувшись бедер Шеррит, потому что их место пока занято моими ладонями, сейчас не способными терпеть соперничество. Голова то ли пуста, то ли вот-вот разорвется от мыслей и чувств, и я прошу Шеррит только об одном, прошу всем телом, в такт и невпопад…
Ее пальцы впиваются в мои плечи, чуть ли не пронзая насквозь, шея выгибается дугой, радужной, а может, это у меня в глазах пляшут разноцветные зайчики витража, жар, наполняющий нас, становится невыносимым, сливаясь воедино, и вдруг все замирает.
Но прежде чем время останавливает свой бег, с губ моей супруги срывается крик. Так воины могли бы приветствовать победу после изнурительной и едва не ставшей бесконечной войны, но и сотням, и тысячам глоток никогда не удалось бы исторгнуть столько радости. Безумной, торжествующей, яростной…
И все долгие минуты, отделяющие меня от забвения, я слышу этот крик. Звучащий на одной ноте, но кажущийся прекраснее любой песни подлунного мира. Крик, который однажды будет повторен младенцем, открывающим глаза в первый раз.
Свобода? Свобода!
По-настоящему она родилась только в темноте сомкнувшихся век, когда Мантия вырвалась из клетки, в которую была заточена собственной волей.
Я не добивался этого нарочно. Я не ставил перед собой такой цели. И уж точно, в те мгновения, когда решение принималось и исполнялось, мои мысли были заняты совсем другими вещами… Или не заняты. Но подсознательно я все же стремился обрести не клочок, не половину и даже не три четверти свободы, а всю. Целиком. И преуспел в своих стараниях.
Теперь меня не сдерживает ничто, кроме меня самого. Нет вечного надсмотрщика, либо вынуждающего следовать пространным и запутанным советам, либо напрямую командующего всеми моими войсками. Да, мне наверняка будет не хватать помощи, поддержки, молчаливого одобрения или громогласного поношения, но случившееся кажется настолько правильным, настолько своевременным, настолько… Необходимым?
Да, я нуждался в этом. Не просил, не надеялся, не мечтал, но всегда знал, что только такой поворот событий поможет мне почувствовать себя по-настоящему взрослым, а главное, несущим ответственность самостоятельно, без сторонних участников и без разделения ноши. Пусть она стала ощущаться намного тяжелее, нежели раньше, но теперь в моей воле поступить как угодно. Даже скинуть груз с плеч.
А Мантия…
Элрит. Я не отказываюсь от твоих советов, драгоценная, это было бы слишком самонадеянно и слишком глупо, но подари и мне кое-что. Намного менее дорогое, зато невероятно уместное. Подари мне передышку. Ты вырастешь очень быстро, насколько я тебя знаю, и столь же быстро вернешь себе место, которой занимала прежде, а может быть, поднимешься еще выше, на это ты способна, как никто другой! Вот тогда и поговорим снова. Обо всем на свете. А сейчас мне так сладостна тишина… Игл в теле больше нет. Трудно сказать, как давно их удалили, и непонятно, зачем вообще это сделали, я бы, наоборот, не торопился, потому что Разрушитель, лишенный последнего охранника, — опасный противник. Но это их решение, каким бы мотивами оно ни было вызвано. Их решение, за которое я могу сказать «спа…». Или не могу.
Хорошо, кто-то догадался перенести меня в менее красочное место, чем библиотека, потому что, открывая глаза, я бы попросту сошел с ума от многоцветья витража. Если голову кружит даже мелкая сеточка кладки огромного купола надо мной, находящаяся так высоко и далеко, что по всем законам мироздания я не должен был вообще видеть, как сложены каменные дуги… Страшно подумать, сколько неприятностей принесли бы более затейливые архитектурные изыски.
Он темный, этот купол, и крохотные отверстия, призванные то ли насыщать помещение воздухом, то ли оставленные с иной, неясной мне целью, хоть и пропускают через себя дневной свет, белый и густой, не позволяют разглядеть почти ничего. Но я все равно вижу. И кажется, если сделаю над собой совсем небольшoе усилие, увижу то, что находится за куполом. То, что таится в небесах и на изнанке небес…
Бррр! Хватит пялиться в потолок. Может, если переведу взгляд на более близкие предметы, зрение успокоится и перестанет беспечно скакать с уровня на уровень?
Подниматься было трудно. Хотя бы по той причине, что у пространства, окружающего меня, не было ни верха, ни низа, ни других сторон. Вернее, мои ощущения никак не могли разобраться, что считать чем, и только с …надцатой попытки согласились признать «верхом» ту часть тела, где расположена голова. Правда, потом пришлось долго размышлять над тем, как быть с окружающей действительностью, будет ли она считаться верхом, если находится рядом с моей головой, например, когда я лежу. Но договориться с самим собой всегда проще, чем с кем-либо, потому что в конце концов на себя и свое мнение можно плюнуть, а вот на других плевать не рекомендуется: получишь в ответ кое-что похуже.
Итак, из чего состоит сейчас мой мир? Кровать, поставленная ровно в середине огромного круглого зала. Чтобы добраться до любой из стен, нужно сделать не менее полутора сотен шагов, и скорее всего за пределами странной спальни находится великое множество других комнат, больших и маленьких. Это где ж построили такую громадину? Здешние Нити сплетены редко, тогда как в Драконьих Домах Гобелен настолько плотный, что почти невозможно почувствовать промежутки. Значит, сие место располагается в подлунном мире. Свет белый, воздух… сухой? Да, пожалуй. Каменному строению приличествует сырость и прохлада, a здесь довольно тепло, даже не требуется накрываться одеялом. Меня поэтому и не укрывали? Или… Эта труха на полу, наполовину забившая швы между плитами, откуда она?
Мягкая, похожая на обрывки ниток и что-то вроде пуха. Она же покрывает постель, и весьма толстым слоем… Да, одеяла были. Но недолго, как и моя одежда, которой вовсе не наблюдается ни на мне, ни поблизости. И если чуточку разгрести труху, можно увидеть, что сталь и дерево кровати изъедены многочисленными бороздками и ходами, словно здесь завелись прожорливые и не брезгующие ничем жучки. Да и под кроватью пол несколько… обшарпанный. Впрочем, могло ли быть иначе? Пока кота нет в доме, мыши веселятся всласть. Но больше разрушений не будет, ведь я вернулся.
