Геннадий Ищенко - Счастливчик Ген (Игра)
– Почему меня ни разу так не любила ни одна девушка? – спросил король. – Да встаньте вы с него, затопчите, останется вам вместо мужа один мундир. Кстати, ты когда успел вступить в мою гвардию? Нет, я не возражаю, хотя это и непорядок, так как своих гвардейцев утверждаю лично. Но почему принц в чине рядового? Это урон чести! А тебе, Ник, на такое пялиться еще рано, брысь отсюда!
Прозвучали торопливые шаги, и послышался хлопок двери. С меня, наконец, слезли, хотя по-прежнему продолжали целовать в два рта. Хорошо, так бы и лежал. Подошла Лина и внесла свою лепту, лизнув мне щеку шершавым языком.
– Дамы, довольно! – заявил Игнар. – Нацелуетесь еще. Отпустите его хоть ненадолго, никуда он теперь не денется. Я с ним переброшусь парой слов, и мы с Карой уйдем, а вы тут милуйтесь, хоть до утра. Хотя я бы на вашем месте поберег мужа, что-то у него вид какой-то дохлый.
Последние слова короля насчет дохлого вида живо привели моих жен в чувство, и они в четыре руки начали меня поднимать.
– Девочки, да пустите вы меня, шальные! – сказал я. – Сам поднимусь.
Они не послушались, и совместными усилиями я был водружен в ближайшее кресло. Лана тут же забралась мне на колени, подставив под поцелуи мокрое от слез лицо, а Алина пристроилась за спинкой кресла, обняв меня сзади и уткнувшись лицом в мои волосы, отросшие уже до приличной по местным понятиям длины.
– Они невменяемые, – сказал Игнар Каре, имея в виду моих жен. – Ген, скажи только, нормально вы съездили, все сделал, что хотел? И мы уйдем, подробно поговорим завтра.
– Да, все сделали, что надо, и без особых происшествий.
Король довольно кивнул, предложил руку Каре, и они нас покинули.
– Вот мы и одни, – сказал я в перерывах между поцелуями. – Только девочки, вы уж меня извините, но я так вымотался, что, кроме поцелуев, ни на что не способен. Нужно немного отдохнуть и отоспаться хотя бы до утра.
– А мы ни на что такое и не рассчитывали! – ответила Лана.
– Врешь, – разоблачил я ее. – Глаза выдают. Алина, ответь ради бога, будет у нас ребенок, или ты тогда ошиблась?
– Будет, и это уже точно. Пойдем, путешественник, мы тебя уложим в кровать. Там ты нас хоть будешь целовать по очереди, а то здесь к тебе одна младшая присосалась. Заодно будешь рассказывать, как съездил.
– Так все-таки, целовать или рассказывать? – сказал я, снимая с колен Лану и поднимаясь. – Эти два занятия как-то слабо совмещаются.
– Конечно, целовать! – решительно выбрала младшая. – Рассказ подождет.
– А не заведетесь? – усомнился я. – Будете потом полночи ворочаться или побежите к охраннику в коридор, а мне расстройство и урон чести.
– Какое тут заводиться! – сказала Алина. – У меня из всех чувств к тебе сейчас – одна жалость. Похудел, осунулся, круги под глазами!
– Это у него не от дороги, – сказала Лана. – Наверное, нашел себе в девицу и ублажал ее со всем старанием! Признавайся, было?
– Было, – признался я. – Только пару раз.
– А вот теперь подождут поцелуи! – сказала Алина, толкнув меня на кровать. – Садись и рассказывай!
Я им все рассказал насчет Лаши, честно и без утайки, как было.
– У тебя не было ни одного шанса, – задумчиво сказала Алина. – Если жрица Лакриши захотела кого-нибудь затащить в кровать, она это сделает, и желание или нежелание мужчины никакого значения не имеют. Раньше, еще до большой войны юношей из знатных семей, которые могли заплатить храму, перед свадьбой отводили к жрицам, и те учили их искусству любви. За это требовали большие деньги, но, говорят, что оно того стоило. Она тебе показала много нового?
– Достаточно, – ответил я. – Все, что она вытворяла, я не запомнил, только кое-что.
– Вот это кое-что нам завтра и продемонстрируешь! – сказала Лана. – А что пожалел девушку, в этом ничего плохого нет, она ведь тоже тебе помогла. Только чтобы больше с ней никакого дела не имел. Я об этих жрицах тоже достаточно слышала. Если иметь с ними близость часто, то мужчина привязывается так, что рвутся и любовные, и семейные связи.
– Мне во всем этом непонятно только то, как ее отпустил Храм, – сказала Алина. – Слишком много в них вкладывают, слишком много секретов они знают, чтобы их отпускали. Ты о ее бывшем жречестве не распространяйся. Может быть, она сбежала из храма, а тебе сказала только потому, что доверяет.
– А что может быть, если узнают? – спросил я.
– Ничего хорошего, – хмуро ответила жена. – Или вернут в храм, или убьют. И ты ничего не сможешь сделать, они в своем праве. Ладно, хватит уже о ней. Давай мы поможем стянуть с тебя этот мундир, ты в нем смешно выглядишь. Кстати, что-то мы совсем забыли! Ты есть хочешь?
– Слава богу, хоть одна жена вспомнила, что мужа полагается кормить, – пошутил я. – Успокойся, не хочу я есть. В дороге немного перекусил, а сейчас только хочу спать.
– Спи, – разрешила Алина. – Отстань от него, сестра. Все равно толку от него сейчас никакого, вон глаза закрываются. Он и целуется нехотя, словно делает нам одолжение. Мы от него все получим утром.
О чем они еще между собой говорили, я уже не слышал, заснул. Утром они действительно свое взяли, причем, не по одному разу. В результате на завтрак мы никуда не пошли. У меня на это просто не было сил, а у жен – желания. Пересилив себя, Алина накинула на плечи халатик и добрела до входной двери. Приоткрыв ее, девушка попросила охранника ордена крикнуть слугу и приказать ему от нашего имени принести завтрак с кухни нам в гостиную. К тому моменту, как слуга это приказание выполнил, я был уже так голоден, что готов был съесть даже ларшу. Жены, в отличие от меня, есть особенно не хотели, только сидели рядом за компанию, время от времени забирая у меня с тарелки кусок мяса для Лины. Я успел поесть и немного привести себя в порядок, когда к нам пожаловал Маркус.
– Здравствуй! – обрадовался я. – Хорошо, что ты приехал. У меня в планах было ехать к вам с утра, а самочувствие пока не очень, не успел за ночь отдохнуть.
– С ними отдохнешь, – ухмыльнулся маг, имея в виду моих жен. – Сидят довольные, как две ларши, нализавшиеся сметаны. Небось, всю ночь тебе спать не давали.
Алина с Ланой синхронно фыркнули и демонстративно вышли из гостиной, оставив нас одних.
– Только утро. Ладно, давайте поговорим о деле. Насколько все серьезно с Лонаром?
– Серьезней некуда, он уцелел только чудом. У меня нет никаких сомнений, что действовали черные. Мы им крепко прищемили хвост, так что в том, что они нам ответили, ничего удивительного нет. Лонар попал в грамотно подготовленную засаду. С вечера нас уведомили, что будут утром ждать в магистрате кого-нибудь из руководства. Он и поехал. Лил сильный дождь, и он использовал карету. За три квартала до магистрата на них напали. Стреляли из трех мест из арбалетов отравленными болтами. Первым же выстрелом убили брата, который сидел на козлах за кучера, а потом нашпиговали карету болтами. Лонару очень повезло. Первый болт его только ранил, да и то прошелся вскользь, распоров плечо. Он успел ускориться и упасть ничком на дно кареты, поэтому остальные болты прошли над ним. Добить его не успели, появился отряд стражи. Они вблизи магистрата часто мотаются, даже в дождь. Так что черным пришлось уносить ноги. Кто-то из стражников заменил убитого брата и отвез карету с Лонаром, которому к тому времени стало совсем плохо от яда, к нам в особняк. К месту происшествия сразу направили отряд ордена, но выяснить личности убийц не удалось. Нашли дома, из которых были произведены выстрелы. Стреляли из окон второго этажа двух рядом расположенных домов и из дома на противоположной стороне. В первых двух домах комнаты сдавались жильцам, а в отдельно стоящем доме жил один хозяин. Все жильцы оказались мертвы, а из соседей посторонних видел только один, но внимания не обратил и не запомнил. Собаки след взяли, но только до улицы, дождь смыл все следы. Когда поехали разбираться в магистрате с тем, кто мог участвовать в подготовке засады, обнаружили в одной из комнат тело первого советника председателя магистрата. Все жертвы убиты холодным оружием, и у всех на телах знаки черных. Сразу же была опрошена стража на всех воротах, но в то утро в город въехало только несколько крестьянских подвод, а выехавших не было вовсе.
