Леонида Подвойская - Тьма
"Ну и пусть! Ещё могу! Ещё!!! Ну, ещё!!!"
- Всем выйти из палат! - закричал он. - Станислав Егорович, прикажите, - обратился Максим к главврачу.
- Я не могу дать такого приказа, - прошептал главврач.
- Но они умирают. Они же умрут! Ведь все это видят! Они не помогут! Ну, хоть к себе на совещание? Ну, пусть хоть сюда. Вот сюда, за мою спину! Чтобы не забирали! - кричал в отчаянии Максим. Но толстяк только шептал что-то большими побелевшими губами. Он уже представил, что с ним будет, если оторвёт врачей от больных и те в это время начнут умирать. Да и возможно ли сейчас оторвать настоящего врача от спасения этих несчастных.
- Ну ладно, - понял Максим. - Тогда тяните сюда вон тот провод. Буду отрубаться - в руки его мне. Максим закрыл глаза и сосредоточился на накатывающих волнах боли. Вскоре он видел шестьдесят два фонаря чёрного света. Словно на негативе черные лучи пронзали свет. Медперсонал действительно не мешал. Только несколько фигурок забирали частички этой тьмы в себя - кто-то из врачей сопереживал. Остальные исполняли свой долг. Максим начал фокусировать эти лучи на себя, как «ночные ведьмы» притягивали лучи немецких зенитных прожекторов к своим фанерным «удвашкам». Это удалось, и тьма хлынула на Макса со всех сторон. Он выдержал минул пять. Чудовищно много для такой боли. Но он видел, как эти струи, проходя через него, черной пеной оседают на пол и уходят куда-то в землю. Или разлагаются? На какие составляющие?
В себя он пришёл от вновь покатившихся по телу судорог - главврач выполнил его просьбу насчёт кабеля. Пока шла эта, тоже похожая на пытку «зарядка», Максим озирался по сторонам. Всё застыло. Точнее все застыли, глядя на юношу. Только жертвы огня продолжали тяжело хрипеть.
- Занимайтесь дальше своим делом. Одно другому… - распорядился главврач, заглянув в лицо юноши. Тот согласно кивнул. Действительно, оказалось, что одно другому не мешает. Он вновь сосредоточился на фонтанах боли и их струи вновь ударили в юношу…
- Теперь… пусть… отдохнут. Дальше…только моя… работа, - просил главврача Максим, глядя на пробивающиеся сквозь облака звёздочки. К вечеру они преодолели кризис. Все оставались жить. Это было чудом. И теперь уже очень многие знали, что были они только чёрнорабочими этого чуда. Или нет? Соавторами? Разве каждый из них не сделал всё возможное и невозможное? Разве все, от хирурга и ассистентов до санитарки не радуются, не принимают, как своё маленькое счастье эту фразу «Жить будет!». Да, это сделал хирург… но не без них! Тоже чувство причастности к чуду охватило и медперсонал к концу этого страшного дня. И когда облако поблекло, окаменевший было медперсонал рванулся, было к жертвам аварии. И вновь окаменели. Чудо было невиданным и не воспринимаемым вообще. С коек, лежаков, носилок на них также ошеломлённо смотрели исцелённые женщины.
- Что это… было…? - произнесла, наконец, одна из них. - И что… здесь… вообще?
И отделение наполнилось женским гомоном. Засуетились и врачи, осматривая и ощупывая пациенток, лихорадочно снимая с них бинты, бормоча пока что какие-то успокоительные междометия. Всё это казалось невозможным, но вот оно. Вот же оно!
- За ночь… я… попробую… ещё… но здесь больше - отдавать, а… не… брать… - выдавливал из себя обессиленный Максим.
- На себя посмотрите… Вон на руки… Давайте, хоть перевяжем - предлагал главврач.
- Ерунда… На мне… быстро… - успокоил его Максим глядя на прогоревшие до костей фаланги пальцев. - Идите… Планируйте… завтрашний день.
Максим остался-таки не один. Никто не оставил бы таких больных без присмотра. Но людей, конечно поубавилось. Юноша вздохнул, собираясь с мыслями. Понимая по-своему сущность боли, он освободил несчастных женщин от неё. Он растворил и заставил выйти всю отраву погибших клеток. Он заставил другие поражённые, но живые клетки жить дальше. Теперь надо… Женщины. Как долго он исцелял от ожогов одну! А тут… Но женщины! Им же с такими, если так можно сказать, лицами… Да и другими частями, - вспомнил он Синичку. Но сколько же это времени… Но ведь смог же я одновременно… И потом, почему я? Почему не они сами? Вот, к примеру, я, - он взглянул на руки. Пусть и у них заживает. Говорят, кожа уже не растёт? Что-то там рубцуется и всё? Как у меня на лице было. Как всё же мало я знаю! Отец прав - недоучка. Но я же сделал это! А дальше, если у кого ещё что - Макс окутал женщин тёплой волной, пробуждающей в их телах забытые природой механизмы регенерации.
Это тоже выматывало силы. И Максим пришёл в себя от того, что кто-то очень осторожно ткнул ему в руку электрокабель.
- Да… - согласился юноша, сжимая обжигающие током концы. Он открыл глаза. Перед ним, плача, сидела, также одетая в медицинский халат, Валентина.
- Что… случилось? - попробовал приподняться он. - С братом… что?
- С братом всё в норме. Отмазали.
- Что?
- Потом. Как ты?
- Ты… чего… пришла?
- Я и не уходила. Помогала.
- Но… главврач…
- А, при такой беготне. Санитаркой больше - только в радость. Господи, да ты что с собой делаешь! Руки же сгорели!
- Заряжаюсь… Пройдёт.
- Бедный, бедный мой мальчик! Я все видела! Как ты можешь? Как ты терпишь? - она протянула руку пожалеть, но тут же, ахнув отпрыгнула.
- Не я. Ток. Ну, ты же видела, - извиняясь, Максим отложил кабель.
- И это ты терпишь тоже. Скажи, может тебе просто… не больно?
- Может. Извини, но пора.
Поняв, девушка замолчала, глядя, как появляются вокруг юноши удивительные волны света, как, пульсируя, накатываются они на пациенток и мягко, словно убаюкивая, касаются несчастных. Присмотревшись, можно было понять, что волны эти не откатываются назад, а, словно в морской песок, впитываются в женщин. Парень отдавал им что-то своё. Отдавал без остатка. И пришла пора вновь вкладывать в его обожжённые руки проклятый кабель.
- Я люблю тебя, милый мой мученик, я люблю тебя, - прошептала перед этим, целуя Максима, певица.
- Я… кажется… сделал это! Я… запустил! - заулыбался, приходя в себя Максим. - Теперь… недолго…
- Недолго? Ночь на исходе!
- Ничего! Теперь закрепим, и можно… будет… отдохнуть…
- Да ты совсем никакой уже!
Максим действительно был «никакой» и сам чувствовал это. Даже заряд тока, дальше прожигая руки, не восполнял сил. Но юноша чувствовал - надо. Особенно сейчас, когда он смог! Когда он сделал это! Дальше всё пойдёт без него!
- Понимаешь… теперь… у всех будет… новая кожа… Молоденькая… такая… Без пересадок… Сама… Но надо… закрепить. А… потом…да… завтра…
И палата наполнилась чудными золотыми лучами. А когда они погасли, и целитель опять откинулся на спинку стула без чувств, в палату быстро вошли несколько фигур с белых халатах с серыми лицами. Какие-то странные люди положили в странные носилки измученное бесчувственное тело чудотворца и понесли куда-то вниз. Ещё кто-то из медсестёр видел, что поместили его в автомобиль типа реанимационного. И что тот уж очень резко, с визгом покрышек, рванулся с места.
