Джон Норман - Убийца Гора
– Поблагодари от моего имени Марленуса, убара Ара.
Хул кивнул.
– Вчера вечером, – сказал он, – Марленус послал её к тебе завязывать сандалии и подавать вино, но ты даже не захотел на неё взглянуть.
Элизабет рассмеялась и прижалась к моему плечу.
– Мне отказано в хлебе, соли и огне, – повернулся я к ней.
Она кивнула.
– Да, вчера вечером Хул сказал мне, что все именно так и будет.
Я перевел взгляд на Хула.
– Почему он так поступил со мной? – спросил я. – Это недостойно великого убара.
– Ты забыл закон Домашнего Камня?
У меня перехватило дыхание.
– Изгнание лучше, чем пытки и казнь, – продолжал Хул.
– Я ничего не понимаю, – призналась Элизабет.
– В 10110 году тарнсмен из Ко-Ро-Ба похитил Домашний Камень Ара.
– Это был я, – сказал я Элизабет.
Она вздрогнула, зная, какую кару это влечет за собой.
– Будучи убаром, – продолжал Хул, – Марленус не может нарушить закон Домашнего Камня.
– Но он ничего мне не объяснил, – возразил я.
– Убар и не обязан держать перед кем-либо отчет, – ответил Хул.
– И это после того, как мы сражались вместе, – настаивал я, – плечом к плечу? Я помог вернуть ему трон, а когда-то был вольным спутником его дочери.
– Я знаю, поэтому и говорю тебе все это, хотя мои слова могут стоить мне жизни, – сказал Хул. – Марленус огорчен, что вынужден принять такое решение. Очень огорчен. Но он убар. Убар! Это больше, чем просто человек, даже такой, как Марленус. Это ко многому его обязывает.
Я посмотрел на него.
– А как бы поступил ты? – спросил Хул. – Смог бы ты нарушить закон Домашнего Камня своего города, Ко-Ро-Ба?
Я невольно стиснул рукоять меча.
Хул улыбнулся.
– Тогда не думай, что Марленус может нарушить закон Ара – чего бы это ему ни стоило, в каком бы отчаянии он ни был, Марленус не переступит закон.
– Понимаю, – сказал я.
– Если сам убар не станет соблюдать закон Домашнего Камня, чего ожидать от простого смертного?
– Да, убаром быть нелегко, – заметил я.
– До захода солнца осталось меньше часа, – напомнил Хул.
Я крепче прижал к себе Элизабет.
– Я принес бумаги на нее, – продолжал Хул. – Эта рабыня – твоя.
Элизабет посмотрела на Хула. Он был горожанином, и для него она была не более чем рабыня.
Для меня же она была всем самым лучшим, что существует на свете.
– Напиши в бумагах, – сказал я, – что в этот первый день возвращения Марленуса на трон рабыне Велле её хозяином, Тэрлом из Ко-Ро-Ба, дарована свобода.
Хул пожал плечами и написал то, что я ему велел. Я подписал бумаги, поставив свое имя и символ города Ко-Ро-Ба.
Хул отдал мне ключ от ошейника и ножных браслетов Элизабет, и я снял с неё оковы рабства.
– Я передам бумаги в Цилиндр Документов, – сказал Хул.
Я обнял свободную женщину Веллу с Гора, Элизабет Кардуэл с Земли.
Вместе мы поднялись по лестнице на крышу Центрального Цилиндра, где нашему взору предстали бесчисленные башни города, освещенные предзакатным солнцем облака и алеющий на горизонте Валтайский хребет.
На крышу уже доставили седла для тарна, но никто не решался надеть их на мое остроклювое чудовище.
Я помог Элизабет взобраться в седло и привязал её ремнями безопасности.
Здесь же, поодаль, стоял Хул; ветер разметал его косматые волосы, а его странные разного цвета и размера глаза неотрывно смотрели на нас.
Потом мы увидели Ремиуса и Вирджинию, а немного погодя, к моему изумлению, на крыше появился Хо-Сорл, за которым следовала Филлис.
На Вирджинии были одежды свободных женщин, обычно скрывающих фигуру. Но, гордая своей красотой, подчеркивающейся испытываемой ею радостью, она дерзко укоротила свое одеяние почти до длины обычной рабской туники. Легкая и прозрачная оранжевая вуаль поддерживала её прическу и обвивалась вокруг шеи.
Одежда Вирджинии, казалось бы предназначенная для того, чтобы скрывать фигуру, на самом деле лишь подчеркивала её необычайную красоту. Она открыла эту красоту для самой себя в этом суровом мире и гордилась своим телом, как самая бесстыдная из рабынь, не желая скрывать её от ветра и солнца. Ее одеяние походило скорее на тунику какой-нибудь рабыни, но тем не менее демонстрировало окружающим гордость и достоинство свободной женщины. Это сочетание было столь дразняще-привлекательным и волнующим кровь, что я бы нисколько не удивился, если бы эта мода распространилась среди свободных женщин Ара, гордящихся своим прекрасным телом, решившихся наконец отбросить веками существовавшие запреты и ограничения.
Не может быть, чтобы у этих женщин, чувственных, как рабыни, и в то же время настоящих личностей, умных, женственных, смелых, свободолюбивых и прекрасных, не родилось желания вырваться из вековой изоляции.
Да, подумалось мне, набеги в Ар с целью захвата рабынь в ближайшем будущем могут значительно участиться.
Мы с Элизабет пожелали Ремиусу и его свободной спутнице Вирджинии Кент счастья.
Филлис, стоявшая несколько позади и левее Хо-Сорла, смотрела на нас со слезами на глазах.
– Прощай, маленькая рабыня, – сказала ей Элизабет. – Счастья тебе.
– Прощайте, госпожа, – улыбнулась в ответ Филлис.
Хо-Сорл позволил ей взять себя за руку, и она стояла рядом с ним, прижавшись грудью к его локтю.
На ней были яркие алые шелка танцовщицы.
Я дерзко окинул взглядом её стройную фигуру, поскольку воину не подобает отводить глаз от красоты женщины, тем более простой рабыни.
– Твоя рабыня прекрасна, Хо-Сорл, – заметил я.
– Недурна, – согласился Хо-Сорл.
– А хозяин твой – настоящее чудовище, рабыня, – сказала Вирджиния.
– Я знаю, госпожа, – улыбнулась Филлис.
Она осторожно ухватила зубами ткань рукава Хо-Сорла и потянула на себя.
– Счастья вам, – усмехнулся Хо-Сорл.
– И мы желаем вам счастья, – сказала Элизабет.
– Я тоже желаю вам счастья, – попрощался с нами Хул.
– Счастья и тебе, мой маленький друг, – ответил я и, подняв руку, обратился к остальным: – Счастья вам всем.
Затем я натянул поводья, и тарн, плавно взмахнув широкими крыльями, легко оторвался от крыши. Мы сделали круг над цилиндром.
– Смотри! – вдруг воскликнула Элизабет.
Я посмотрел вниз и увидел, что на крыше Центрального Цилиндра появилась ещё одна величественная фигура в пурпурном одеянии убара Ара.
Марленус поднял руку в прощальном приветствии. Я ответил тем же и повернул тарна прочь от города.
Когда тарн поравнялся с внешними городскими стенами Ара, солнце уже опустилось.
