Гай Гэвриел Кей - Самая темная дорога
Он был силой, братом Богов. Это так, и всегда будет так. Он подумал о Кернане и Галадане, о том, где они сейчас. Оба они поклонились ему.
Никто не сделал этого сейчас. И Морнир проявлял свое присутствие всего лишь биением пульса, не более. Казалось, Древо размышляло, глубоко погрузившись в землю, в паутину своих лет. Вороны молча наблюдали за ним. Он мог бы заставить их заговорить; теперь он знал, как это сделать. Он мог бы даже заставить зашелестеть листья Древа, словно под грозовым ветром, и со временем, если бы очень постарался, мог бы вызвать удар божьего грома. Здесь было место его наибольшей силы.
Но он ничего этого не сделал. Не за этим он сюда пришел. Только повидать это место в последний раз и подтвердить для себя то, что уже получило подтверждение. В тишине он шагнул вперед и положил ладонь на ствол Летнего Древа. Он ощутил его как продолжение самого себя. Пол убрал руку, повернулся и покинул поляну. И услышал, как над его головой пролетели вороны. Он знал, что они вернутся.
И после этого осталось одно, последнее прощание. Он все откладывал его, отчасти потому, что даже теперь предвидел нелегкий разговор. С другой стороны, у них, несмотря на всю хрупкость отношений, было много общих переживаний с тех пор, как она сняла его с Древа, а потом приняла его кровь как жертву Богини-матери в Храме, оцарапав лицо.
Он вернулся к своему коню и поехал назад в Парас Дерваль, а затем на восток, через многолюдный город, к Святилищу, прощаться с Джаэль.
Пол дернул за веревку колокола у арки входа. Внутри Храма раздался звон. Через минуту двери открылись, и выглянула жрица в серой одежде, мигая от яркого света. Потом узнала его и улыбнулась.
Это было одно из новых явлений в Бреннине, в определенном смысле столь же мощный символ восстановленной гармонии, каким станет совместное выступление Джаэль и Тейрнона сегодня вечером, когда они отправят их домой.
— Привет, Шил, — сказал он. Он помнил ее с той самой ночи, когда пришел сюда после рождения Дариена просить помощи. Тогда они преградили ему путь, требуя крови.
Но не теперь. Шил вспыхнула от удовольствия, что ее узнали. И жестом пригласила его войти.
— Я знаю, что ты уже давал кровь, — сказала она почти извиняющимся тоном.
— Я сделаю это еще раз, если хочешь, — мягко произнес Пол.
Она энергично замотала головой и послала служительницу бегом по изогнутым коридорам на поиски Верховной жрицы. Терпеливо ожидая, Пол смотрел мимо Шил направо. Ему были видны зал под куполом и алтарный камень с топором.
Служительница вернулась, а с ней Джаэль. Он думал, что его заставят ждать, проводят, но она редко поступала в соответствии с его ожиданиями.
— Пуйл, — сказала она. — Я гадала, придешь ли ты. — Голос ее звучал спокойно. — Выпьешь бокал вина?
Он кивнул и пошел следом за ней по коридору в комнату, которую помнил. Она отпустила служительницу и закрыла дверь. Подошла к шкафчику и налила им обоим вина, движения ее были быстрыми и безразличными.
Она подала ему бокал и опустилась на груду подушек на полу. Он сел на стул у двери. Пол смотрел на нее, на фигуру в красном и белом. Огни Даны и белый цвет полной луны. Ее волосы удерживал серебряный обруч; он помнил, как поднял его с земли на равнине у Андарьен. Помнил, как Джаэль бежала туда, где лежал Финн.
— Значит, сегодня вечером? — спросила она и отпила глоток вина.
— Если пожелаешь, — ответил он. — Есть затруднения? Потому что, если…
— Нет-нет, — быстро возразила она. — Я просто спросила. Мы сделаем это во время восхода луны.
Они немного помолчали. Тишину нарушил тихий смех Пола.
— Мы и в самом деле ужасны, не так ли? — спросил он, грустно качая головой. — Никогда нам не удавались светские беседы.
Она обдумала его слова без улыбки, хотя его тон приглашал ее улыбнуться.
— В ту ночь у Анор Лизен, — сказала она. — Пока я не высказалась неудачно.
— Ты не виновата, — пробормотал он. — Просто власть и контроль были моим больным местом. Ты его нащупала.
— Этому нас учат. — Она улыбнулась. Но улыбка не была холодной, и он понял, что она немного издевается над собой.
— Я свою долю язвительности тоже внес, — признался Пол. — Одна из причин моего прихода — сказать тебе, что во многом это рефлекторно. Это моя самозащита. Я хотел попрощаться и сказать тебе, что… очень тебя уважаю. — Трудно было подбирать слова.
Она ничего не ответила, глядя на него ясными, блестящими зелеными глазами. Ну, подумал Пол, он это сказал. То, что пришел сказать. Он допил вино и встал. Она сделала то же самое.
— Мне надо идти, — сказал он, желая оказаться в другом месте прежде, чем кто-то из них скажет что-нибудь обидное и испортит даже это прощание. — Увидимся вечером, как я полагаю. — Он повернутся к двери.
— Пол, — позвала она. — Подожди.
Не Пуйл. Пол. Что-то дрогнуло в нем, как порыв ветра. Он снова обернулся.
Она не двигалась. Скрестила руки перед грудью, словно внезапно замерзла среди лета.
— Ты и правда собираешься меня покинуть? — спросила Джаэль таким напряженным голосом, что ему потребовалась целая секунда, чтобы убедиться, что он не ослышался.
И он убедился, и в то же мгновение мир покачнулся и зашатался в нем и вокруг него, и все изменилось. Что-то взорвалось в его груди, будто рухнула плотина, которая так долго сдерживала желание, что правда не могла пробиться в его сердце до самого последнего мгновения.
— Ох, любовь моя! — произнес он.
Казалось, комната озарилась светом. Он сделал один шаг, другой; потом она очутилась в кольце его рук, и невероятное пламя ее волос окутало их обоих. Он нашел ртом ее губы, поднятые навстречу его поцелую.
И в это мгновение к нему пришла наконец ясность. Все стало ясным. Он вырвался на свободу и побежал, с сильно бьющимся сердцем, под ясный стук молота в сердце. Теперь он был не повелителем Древа Жизни, а всего лишь смертным, которому долго отказывали, который долго отказывал сам себе, прикоснувшимся к любви и испытавшим ее прикосновение.
Она стала огнем и водой в его объятиях, она стала всем, чего он когда-либо желал. Ее пальцы сплелись у него на затылке, погрузились в волосы, притянули его голову вниз, к ее губам, и она снова и снова шептала его имя и плакала.
И так они слились наконец, дети Богини и Бога.
Они затихли среди разбросанных подушек, и она положила голову ему на грудь, и они долго молчали, а он перебирал пальцами рыжий водопад ее волос и вытирал ее слезы.
Наконец она переменила позу и положила голову к нему на колени, глядя на него снизу вверх. Она улыбалась совсем другой улыбкой, чем те, что он видел у нее прежде.
— Ты бы и правда мог уйти, — сказала она. Это не был вопрос.
