Терри Гудкайнд - Третье правило волшебника, или Защитники Паствы
– Ну, я все время твержу, что нравлюсь вам больше других, чтобы вы не подумали, будто не нравитесь мне.
– Ты пытаешься сказать, что я тебе все же не нравлюсь?
Она снова повисла у него на руке.
– Да нет же! Я вас люблю.
– Бердина, я же сказал, что у меня есть...
– Да не так! Я люблю вас, как своего Магистра Рала. Вы дали мне свободу. Вы увидели во мне не просто Морд-Сит и поверили мне. Вы спасли мне жизнь и вернули душу. Я люблю вас за то, что вы такой Магистр Рал.
Сбитый с толку, Ричард помотал головой:
– Ничего не понял! Какое это имеет отношение к твоим заявлениям, будто ты моя фаворитка?
– Я так говорю, чтобы вы не подумали, что откажусь с вами лечь добровольно, если вы скажете. Я боялась – если вы узнаете, что я этого не хочу, то заставите меня специально.
Ричард поднял шар повыше, чтобы разглядеть выходящий из пещеры коридор. На вид в нем не было ничего угрожающего.
– Выбрось это из головы. – Он кивком велел ей идти вперед. – Я же сказал, что не стану этого делать.
– Я знаю. А после того случая... – Бердина коснулась левой груди, – я вам верю. Но раньше не верила. Я начинаю понимать, что вы действительно во многом отличаетесь.
– Отличаюсь от кого?
– От Даркена Рала.
– Что ж, в этом ты права. – Он внимательно поглядел на нее. – Уж не пытаешься ли ты сказать мне, что влюбилась в кого-то и говорила все это, чтобы я не подумал, будто ты стараешься избежать моего внимания, и не испытал искушения заставить тебя?
Прикрыв глаза, Бердина потеребила волосы.
– Да.
– Правда? Так это же замечательно, Бердина!
Из коридора они вышли в большую комнату, увешанную шкурами. Ричард пригляделся и узнал шкуры гара.
– И в кого же? – Он вдруг смутился и махнул рукой. – Если не хочешь, можешь не отвечать. Ты не обязана. Это касается только тебя.
Бердина нервно сглотнула.
– Из-за того, что вы сделали для нас... для меня... Я хочу покаяться.
– Признаться? – поправил Ричард. – И в кого же ты влюблена?
– В Раину.
Ричард захлопнул рот и посмотрел под ноги.
– Зеленые клетки – только левой ногой, белые – только правой, пока не пройдем. Не пропусти ни одной, ни зеленой, ни белой. Прежде чем сойти с последней, коснись пьедестала.
Бердина последовала за ним, осторожно ступая по зеленым и белым клеткам, пока не добралась до того места, где начинался простой каменный пол. Коснувшись пьедестала, она шагнула в высокий узкий коридор, выложенный сверкающим серебряным камнем, похожим на застежки огромного ожерелья.
– Откуда вы это знаете? Насчет белых и зеленых клеток?
– Что? – нахмурился Ричард. – А! Понятия не имею. Должно быть, какой-то щит или что-то в этом роде. – Он снова поглядел на нее. Бердина не отрывала взгляда от пола. – Бердина, я тоже люблю Раину. И Кару, и тебя, и Улика с Иганом. Мы вроде как одна семья. Ты это имеешь в виду? – Она покачала головой, не поднимая глаз. – Но... Ведь Раина – женщина!
Бердина одарила его ледяным взглядом.
– Послушай, – после длительного молчания начал Ричард, – тебе лучше не говорить этого Раине, а то...
– Раина тоже меня любит.
Ричард на мгновение утратил дар речи.
– Но как... ты не можешь... Я не понимаю... Бердина, зачем ты мне все это говоришь?
– Потому что вы всегда были с нами честны. Сначала, когда вы нам твердили о честности, мы думали, что это только слова. Ну, не все. Кара, например, всегда верила вам. А я – нет. – Бердина снова напустила на себя надменную сдержанность Морд-Сит. – Даркен Рал, узнав об этом, приказал мне лечь к нему в постель. Он смеялся надо мной. Он... Ему нравилось спать со мной, потому что он знал. Он унижал меня таким образом. Я думала, что если вы узнаете, то сделаете то же самое, поэтому скрывала это и делала вид, что сама влюблена в вас.
Ричард покачал головой:
– Бердина, я бы никогда так не поступил.
– Теперь я знаю. Поэтому и призналась. Вы всегда были честны с нами, а я с вами – нет.
– Что ж, я рад, что тебе стало легче, – пожал плечами Ричард и, направив ее в коридор, расписанный фресками, спросил:
– Это Даркен Рал сделал тебя такой? Из-за него ты ненавидишь мужчин?
Бердина нахмурилась:
– Я их вовсе не ненавижу. Просто... Ну, я не знаю. Меня с детства больше привлекали девочки. Мальчики с этой точки зрения меня никогда не интересовали. – Она провела рукой по волосам. – Теперь вы меня ненавидите?
– Нет, что ты! Почему я должен ненавидеть тебя? Просто это как-то... неправильно.
Бердина задумчиво улыбнулась.
– Когда Раина улыбается мне и от ее улыбки день становится прекрасным, это кажется правильным. Когда она касается моего лица и сердце мое трепещет, это тоже кажется правильным. И я знаю, что с ней моему сердцу ничего не грозит. – Улыбка увяла. – Теперь вы сочтете меня достойной презрения.
Ричарду вдруг стало стыдно.
– Так и у меня с Кэлен. Мой дед говорил, что я должен выбросить ее из головы, – но это невозможно.
– А почему он так говорил?
Ричард не мог сказать ей, что Кэлен – Мать-Исповедница и что Зедд знал, чем это может грозить его внуку. Считалось, что никто не может любить Исповедницу. Ричард подумал, что теперь он не до конца честен с Бердиной, но пожал плечами.
– Он считал, что она не для меня.
В конце коридора Ричард протащил Бердину сквозь очередной щит. В комнате треугольной формы стояла скамья. Ричард усадил на нее Бердину, сел сам и пристроил светящийся шар на коленях.
– Мне кажется, я понимаю тебя, Бердина. Я помню, что испытал сам, когда дед сказал, что я должен забыть Кэлен. Никто не вправе управлять чувствами других. Либо ты что-то чувствуешь, либо нет. Хотя я этого не понимаю, все вы мои друзья. А быть друзьями не значит быть похожими друг на друга.
– Магистр Рал, я знала, что вы не сможете этого принять, но сказать вам была обязана. Завтра я вернусь в Д'Хару. Вам нет необходимости терпеть телохранителя, чье поведение вы не одобряете.
Ричард ненадолго задумался.
– Ты любишь вареные бобы?
Бердина нахмурилась.
– Да.
– Ну а я их терпеть не могу. Нравлюсь ли я тебе меньше от этого? Или из-за того, что я их не люблю, ты откажешься меня защищать?
Бердина поморщилась.
– Магистр Рал, но ведь речь не о вареных бобах! Как вы можете доверять тому, кого не одобряете?
– При чем тут одобрение или неодобрение, Бердина? Просто мне это кажется странным. Хотя и не должно бы. Слушай, в молодости у меня был друг, тоже лесной проводник. Его звали Жиль. Мы много времени проводили вместе, и у нас с ним было много общего. Потом Жиль влюбился в Люси Флекнер. Я ее терпеть не мог и не понимал, что он в ней нашел. Она мне не нравилась, и я считал, что он должен к ней относиться так же, как я. И потерял друга, потому что он не мог быть таким, каким я хотел его видеть. Я потерял его не из-за Люси, а из-за себя самого. Потерял все хорошее, что у нас с ним было, потому что не хотел принимать его таким, какой он есть. Я всегда жалел об этой потере, но выводы сделал. Повзрослев, я понял, что быть чьим-то другом означает принимать человека таким, какой он есть, со всеми его достоинствами и недостатками. Вовсе не обязательно понимать все его поступки, поступать так же, как он, и пытаться прожить за него жизнь. Если друг тебе действительно дорог, ты не станешь пробовать его изменить. Потому что ты его любишь за то, что он именно такой. Я люблю тебя, Бердина, и только это имеет значение.
