Клиффорд Саймак - Заповедник гоблинов: Фантастические романы
— Вас послал ваш господин?
— Нет, не он, а Тот, Кто повелевает всем сущим.
— Конрад! — В голосе Данкена прозвучал укор.
— Это правда? — прошептал Эндрю, — На вас указал Господень перст?
— Можно сказать и так. Но давайте сменим тему.
— Господень перст, — повторил Эндрю, — Знаете, мне сразу показалось, что вы не простые путешественники. Однако дорога длинная, и опасностей на ней не перечесть.
— Теперь нам придется тяжко, — признался Данкен. — Мы рассчитывали проскользнуть незамеченными, потому-то и отправились в путь малым числом. Но, увы, обстоятельства обернулись против нас. Мы столкнулись с дозором Злыдней, и все наши надежды пошли прахом. Они наверняка станут следить за нами. Да, мы справились с безволосыми, но ведь будут и другие. По совести говоря, мне слегка не по себе. Если на рубежах Пустоши выставлены дозоры, выходит, Орде есть что скрывать, нечто такое, что ни в коем случае не должно попасться кому-либо на глаза.
— Ну и как же нам быть? — осведомился Конрад.
— Пойдем напрямик, — отозвался Данкен, — Можно, конечно, уклониться дальше к востоку, однако, я боюсь, мы ничего тем самым не выиграем, разве что удлиним себе дорогу. Так что пойдем напрямик как можно быстрее и будем держаться настороже.
Призрак, ютившийся до сих пор в углу пещеры, подплыл к собеседникам.
— Возьмите меня разведчиком, — умоляюще произнес он, — Я стану разведывать замыслы врага. Мне будет страшно, моя душа, если она у меня сохранилась, уйдет в пятки, но ради вас, ради того, кто был добр ко мне, ради святого дела я преодолею страх.
— Я тебя не приглашал, — отрезал Данкен, — Если мне не изменяет память, я сказал, что не вижу, каким образом мог бы тебе помешать.
— Вы не принимаете меня всерьез! — оскорбился Призрак. — Для вас я не человек! Вы…
— Для нас ты — призрак, что бы это ни означало. Между прочим, сэр, что такое призрак?
— Не знаю, — проговорил Призрак, — Честное слово, не знаю, хоть и превратился в духа. Сэр, позвольте, я тоже спрошу вас кое о чем. Что такое человек?
— Я не могу ответить.
— Скажу вам прямо, — продолжал Призрак, — нет горшей участи, нежели быть духом. Духу неведомо, кто он такой и как ему надлежит себя вести, особенно если у него нет места, где являться.
— Займи церковь, — предложил Эндрю. — При жизни ты частенько околачивался рядом с ней.
— Но никогда — внутри, — возразил Призрак, — Я всего лишь сидел на паперти и просил милостыню. И такой жизни, друг отшельник, я не пожелаю и врагу. Попробуй проживи на те гроши, которые мне подавали!
— Чего же ты хотел от бедняков? — хмыкнул Эндрю.
— Бедняки, как же! Скопидомы, скареды, скряги! Паршивого медяка и то им было жалко!
— Не мни себя единственным страдальцем на свете, — заметил Эндрю без малейшего сочувствия в голосе. — Страдать — таков наш общий удел.
— Меня радует только одно, — сказал Призрак. — Быть духом все-таки лучше, чем мертвецом, тем более мертвецом в аду. Среди живущих есть немало тех, кто знает, что после смерти окажется прямехонько в аду.
— Поведай же нам, как тебе удалось избежать столь великой чести.
— Не знаю, — повторил Призрак. — Может, меня помиловали потому, что лень — не такой уж страшный грех.
— Тем не менее твоя лень не мешает тебе собираться в Оксенфорд.
— Мне было сказано, что меня берут только потому, что не в силах остановить. По правде говоря, я обижен таким отношением, однако Оксенфорд важнее обид.
— Я тоже присоединюсь к ним, — сказал Эндрю, — если они, конечно, не возражают. Всю свою жизнь я стремился стать Божьим ратником. Мне казалось, что я утолю свое желание, удалившись от мира, но, к сожалению, ничего не вышло. В моей душе горит пламень веры — пускай не слишком жарко, но горит. Если бы вы знали, сколькими способами я пытался доказать истинность своего рвения! Я глядел годами на огонек свечи, отрываясь лишь затем, чтобы удовлетворить потребности тела. Я ложился спать только тогда, когда не мог больше бодрствовать. Порой дело доходило до того, что я засыпал за столом и пламя обжигало мне волосы и брови. К тому же свечи вводили меня в расход, а итог оказался плачевным. Я ровным счетом ничего не достиг. Понимаете, я смотрел на огонек для того, чтобы слиться воедино, ощутить внутри себя и падение листвы, и песню птицы, и великолепие красок заката, и хрупкую прелесть паутины, то есть стать одним целым со Вселенной. Но время шло, а шорох листьев оставался для меня бессмысленным звуком, птичьи трели не будили в моей душе ни единого отклика. То ли мне чего-то не хватало, то ли я неправильно подошел к этому, то ли те, кто похвалялся своими успехами, были бессовестными лжецами. Так или иначе, со временем я сообразил, что занимаюсь ерундой. Но теперь мне предоставляется возможность уверить себя и других в чистоте моих помыслов. Пускай я трус, пускай силы во мне не больше, чем в колеблемом ветром тростнике, все же посох в моих руках может при случае послужить оружием. Я постараюсь не убегать от опасности. Поверьте, мне стыдно за то, как я вел себя сегодня днем.
— Вы с леди Дианой стоите друг друга, — язвительно заметил Данкен. — Она тоже удрала, а уж до чего была грозна на словах!
— Вы ошибаетесь, милорд, — возразил Конрад.
— Что? Ты же сам сказал мне…
— Вы неверно истолковали мои слова. Поначалу она дралась пешей, а потом взобралась на грифона, и они стали отбиваться вдвоем: леди Диана топором, а грифон когтями и клювом. Она улетела только тогда, когда безволосые кинулись прочь.
— Что ж, тем лучше, — проговорил Данкен. — Значит, первое впечатление от нее было правильным. Выходит, единственный, кто не участвовал в битве, я сам.
— Вас ударили дубинкой по голове, — сказал Конрад. — Я бросился вам на помощь, так что, по-хорошему, побед одержали не мы, а леди Диана со своим драконом.
— Грифоном, — поправил Данкен.
— Ну да, милорд, грифоном. Я их вечно путаю.
— Думается, — произнес Данкен, поднимаясь, — нам не мешает заглянуть в церковь, пока еще светло. Возможно, мы отыщем там леди Диану.
— Как ваша голова, милорд? — справился Конрад.
— Побаливает, вдобавок на ней вскочила здоровенная шишка, но в остальном все в порядке.
Глава 8
Церковь не отличалась внушительностью размеров, однако при взгляде на нее возникало впечатление чего-то поистине грандиозного, во всяком случае то была не заурядная часовенка, какие обычно строят в деревнях. Благочестивые крестьяне возводили ее, должно быть, не один десяток лет: вырубали и обтесывали камни, громоздили их друг на друга, настилали пол, вырезали из древесины дуба скамьи, алтарь и прочие предметы обстановки, выделывали вручную шпалеры, что украшали когда-то стены. В церкви ощущалась грубая простота, обладавшая тем неизъяснимым очарованием, какое редко встретишь, как сказал себе Данкен, в куда более просторных и изысканных по оформлению храмах.
