Майкл Муркок - Город Зверя
Он вздохнул, осознав, что сделает с ней закон, если ее уличат в супружеской неверности. В худшем случае ее выпроводят из города и оставят умирать на льду. По крайней мере, их обоих подвергнут остракизму во всех Восьми Городах, что само по себе является смертью.
Открыв глаза, она нежно улыбнулась ему. Внезапно улыбка ее померкла.
— Я ухожу, — прошептал он. — Поговорим позже.
Она села на кровати, меха соскользнули с нее, обнажив грудь. Наклонившись, он поцеловал ее и осторожно снял ее руки со своих плеч, когда она попыталась обнять его.
— Что ты собираешься сделать? — спросила она.
— Не знаю, я подумывал о возвращении в Брершилл.
— Янек сравняет твой город с землей, чтобы отыскать нас. Многие погибнут при этом.
— Я знаю. Даст ли он тебе развод?
— Он владеет мной, поскольку я наиболее знатная женщина Фризгальта, поскольку я красива, образованна и богата. — Она поежилась. — Он не заинтересован в требовании своих прав. Он даст мне развод, потому что я отказалась лечь с ним в постель.
— Что же нам делать? Я смогу обманывать его, только пока я буду защищать тебя. Но в любом случае сомневаюсь, что выдержу это долго.
Она кивнула.
— Я тоже сомневаюсь, — вновь улыбнулась Ульрика. — Но если ты заберешь меня, куда мы отправимся?
— Не знаю. Может быть, в Нью-Йорк. Ты помнишь завещание?
— Да. Нью-Йорк.
— Мы поговорим позже, при первом же удобном случае, — произнес он. — Я должен идти, пока не появились слуги.
Ульрика взяла его за руку и пылко произнесла:
— Я твоя, несмотря на брачные обязательства. Помни об этом. Что-то пробормотав, он шагнул к двери и осторожно выскользнул в коридор.
Проходя мимо комнаты Ульсенна, он услышал стон. Новый лорд Фризгальта повернулся в своей постели.
За завтраком Арфлейн и Ульрика не решались, как и раньше, смотреть друг на друга. Они расположились на противоположных концах стола, усадив между собой Манфреда Рорсейна. Его рука все еще висела на перевязи, но казалось, что он, как обычно, в веселом настроении.
— Полагаю, что дядя еще раньше предлагал вам командовать “Ледовым духом” в экспедиции к Нью-Йорку?
Арфлейн молча кивнул.
— И вы согласны?
— Почти, — ответил Арфлейн, недовольный присутствием Манфреда.
— А что же вы скажете теперь?
— Я поведу корабль, — сказал Арфлейн. — Необходимо некоторое время, чтобы набрать команду и запастись продовольствием. Возможно, потребуется ремонт. Я хотел бы изучить карты.
— Я принесу их, — сказал Манфред, косясь на Ульрику. — Как вы относитесь к предстоящему путешествию, кузина?
Она покраснела.
— Это желание моего отца, — просто ответила она.
— Отлично. — Манфред откинулся в кресле, не собираясь уходить. Арфлейн подавил в себе желание поторопить его.
Он попробовал растянуть трапезу, в надежде, что Манфред потеряет терпение и оставит их одних. Но Манфред поддерживал легкий разговор, очевидно, не замечая нежелания Арфлейна беседовать. Кончилось тем, что Ульрика, не в силах больше терпеть, поднялась из-за стола и вышла из комнаты. Арфлейн едва удержался, чтобы не последовать за ней.
Тотчас же после ее ухода Манфред поднялся с кресла.
— Подождите здесь, капитан, я принесу карты.
Интересно, думал Арфлейн, догадывается ли Манфред, что произошло сегодня ночью. Он был почти уверен, что даже если юноша и догадался, он ничего не расскажет Янеку, которого просто презирал. Но все же, тремя днями раньше, на льду, Манфред удержал его, когда он шагнул за Ульрикой. Видимо, юноша решил воспрепятствовать сближению Ульрики и Арфлейна. Манфред был загадкой для Арфлейна. Иногда он насмехался и пренебрегал традициями, а иногда старался твердо придерживаться их.
Зажав карты здоровой рукой, в комнату вошел Рорсейн. Арфлейн разложил их на столе.
Наибольшая карта, вычерченная в мельчайшем масштабе, показывала район в несколько тысяч миль. В поперечнике Арфлейн без труда узнал погребенные континенты Северной и Южной Америки. Должно быть, старый Рорсейн немало потрудился, вычерчивая ее. Тут же было четко указано обитаемое плато, когда-то бывшее землей Матто Гроссо, а теперь занятое Восемью Городами. На восточном побережье северного континента был четко обозначен Нью-Йорк. От Матто Гроссо к Нью-Йорку вела линия. Над нею рукой Рорсейна было написано: “Прямой курс (невозможно)”. Пунктирной линией был обозначен другой маршрут, идущий по древним участкам суши. Над ним стояло: “Вероятный курс”. Местами он был исправлен чернилами разных цветов. Очевидно, эти изменения вносились уже во время путешествия. Лишь несколько отрывочных фраз указывали на препятствия, встреченные кораблем. Ссылаясь на ледяные заторы, огненные горы и города варваров, Рорсейн не давал, однако, точного указания их положения.
— Эти карты чертились по памяти, — сказал Манфред. — Подлинные карты и корабельный журнал были утеряны во время крушения.
— Можно ли отыскать место крушения? — спросил Арфлейн.
— Вероятно, но игра не стоит свеч. Корабль разбит, журнал и карты безвозвратно утеряны при крушении.
Арфлейн развернул другие карты. На них был показан район, расположенный в нескольких сотнях миль от плато.
— Единственное, что мы знаем, — раздраженно пробурчал Арфлейн, — это куда смотреть, когда доберемся. И еще мы знаем, что добраться туда невозможно. Мы можем следовать лишь этим курсом и надеяться на лучшее, но я ожидал более точной информации. Сомневаюсь, что старик действительно нашел Нью-Йорк.
— Немного удачи, и мы узнаем об этом через несколько месяцев, — улыбнулся Манфред.
— И все же я недоволен картами, — сворачивая большую карту, произнес Арфлейн.
— У нас будет лучший корабль, лучший экипаж и лучший капитан, — убеждал его Манфред.
Арфлейн убрал остальные карты.
— Я сам подберу команду, проверю каждый дюйм троса, каждую унцию продовольствия и все, что мы возьмем на борт. На все приготовления уйдет, по крайней мере, две недели.
В этот момент открылась дверь. Четверо слуг внесли в комнату носилки с Янеком Ульсенном. Состояние нового правителя Фризгальта, похоже, улучшилось. Сев на носилках, он произнес:
— Вот ты где, Манфред. Видел ли ты Строма сегодня утром?
Манфред покачал головой.
— Нет, я был в комнатах дяди.
По знаку Ульсенна слуги осторожно опустили носилки на пол.
— Зачем ты ходил туда? Ведь ты знаешь, они принадлежат теперь мне, — повысил голос Ульсенн.
Манфред показал на свернутые карты, лежащие на столе.