Юрий Иванович - Война Невменяемого
Поэтому после обеда, соблюдая чуть ли не истерические требования Дымного об осторожности, Детище Древних качнулось и с жутким скрежетом приподнялось над полурасчищенной долиной. Причем сразу бросалось в глаза, что Второй способен приподниматься над поверхностью не на пять метров, как Титан, а на все двадцать, что вызвало у Великого Кзыра небывалое воодушевление и непомерный прилив энергии. Ему просто непереносимо захотелось немедленно провести ходовые испытания. И, несмотря на то что с верхней «палубы» часть экипажа продолжала счищать оставшиеся после подъема песок и камни, Второй медленным ходом двинулся в сторону моря.
Над водной поверхностью левитация продолжала действовать без всяких изменений, и невероятное по массе тело стали гонять разными курсами, проводя первые скоростные испытания. Продольная скорость после минутного разгона достигала максимума, чуть более двадцати километров в час. Вдобавок Второй мог смещаться всем корпусом прямо на ходу в обе стороны со скоростью пешехода. Или поворачивать в нужную сторону. Задним ходом Детище двигалось не так ретиво, но для любого маневра лучшего и желать не стоило.
Ближе к вечеру вывели далеко в море плавучие мишени и стали пристреливать орудия вначале по надводным целям, а отойдя дальше от берега, – по прибрежным ориентирам. Причем экипаж показал отличную подготовку, слаженность в действиях и вполне сносные умения канонирского дела. Все мишени уничтожались быстро считанными выстрелами. Апофеозом учения стало испытание вообще никогда и никем прежде не виданных средств уничтожения. Одни по документации проходили как глубинные бомбы. Причем глубину и время колоссального взрыва можно было регулировать особыми устройствами на корпусе бомб, перед их сбросом сквозь шахты в днище Второго. Другими оказались источники звуков, так называемые сирены. Они были направленного действия и работали как в воздушной, так и в водной среде. Причем с такими результатами, что любой завоеватель мог только мечтать о подобном чудо-оружии. Направленные волны жуткого звука практически убивали на своем пути все живое, но зато любые постройки оставались в целости и сохранности. Особенно понравилась правителю так называемая ловля, когда после воздействия сирены на глубину из морских пучин всплывали тонны оглушенной рыбы, и оставалось ее лишь подобрать сброшенными сетями.
Напоследок Дымный решил испытать Детище Древних на плавучесть, утверждая, что верхняя четверть корпуса при любых обстоятельствах окажется над кромкой воды. Он даже найденные инструкции и чертежи показывал, где вполне доступно пояснялось и показывалось, как железный монстр преспокойно бороздит морские просторы. Правда, с меньшей, чем при левитации, скоростью. Но от подобного испытания Фаррати отказался категорически. Особенно когда узнал, что висеть в воздухе Второй сможет десятилетиями – настолько хватит внутренних ресурсов сердцу древнего сооружения для производства должного количества энергии.
Ночью Великий Кзыр тоже не дал экипажу отдохнуть, заставив на этот раз отрабатывать маневры по приближению к суше и плавному снижению, тренироваться по высадке десанта и ускорению загрузки питьевой водой и продовольствием. И тут все учения прошли без сучка без задоринки. Как следствие, на следующее утро от Великого Кзыра последовало историческое приказание брать курс на Западные острова.
Уставший к тому времени спорить, Дымный понял, что лучше уж и в самом деле как можно скорее произвести этот бессмысленный рейд, чем пытаться призвать ученика к благоразумию. Ну и попутно, раз уж так получилось, довести слаженность всего экипажа до наивысшей боевой готовности. Поэтому, как только вышли в море и взяли курс на юго-запад, ученый составил и ввел жесткий график боевого расписания. По нему одна пятая экипажа спала, одна несла вахту возле ходовых приборов, а две трети продолжали интенсивное обучение. Ведь с запуском неисчерпаемого источника энергии, как судили о «сердце», ожили практически все устройства и сложные механизмы. Причем суть действия, а также предполагаемая польза некоторых из них так разгадана и не была: слишком уж немыслимые по своей сути слова использовались в многочисленных, с трудом понимаемых инструкциях.
Само собой, что сам Хафан Рьед проводил время только в двух местах: либо в капитанской рубке, либо возле молодильного агрегата. Смысла омолаживаться самому как шаману пятидесятилетнего возраста никакого не было. Зато специально для добавочных опытов из прибрежного поселка подобрали нескольких дряхлых стариков, и теперь в правителе вновь проснулась жилка заядлого экспериментатора. Сожалея, что нет под руками его проверенного друга Ваена Герка, за которым можно было бы вести постоянные наблюдения, правитель все свое усердие переключил на безвестных рыбаков.
Тем временем Детище Древних безостановочно пожирало километры водных просторов и ближе к вечеру достигло никогда прежде не преодолимого человеком рубежа, Парящего Барьера. Над этим местом круглогодично стояла непроницаемая стена густейших облаков, внутри которых постоянно змеились ветвистые многокилометровые молнии. Само собой, что соваться в эту преисподнюю никто из разумных никогда и не пытался, кроме настоящего случая и прорывов чудовищ, разумная деятельность которых до сих пор оставалась под сомнением. Впервые в истории, если не вспоминать про единичные попытки отчаянных рыбаков, Второй приблизился сюда намеренно. Причем маршрут движения конкретно к этому месту выбрали неслучайно. Именно здесь, по предварительным наблюдениям, находилась предполагаемая лазейка для морских чудовищ с той стороны. Да и кратчайшая прямая линия, судя по картам, вела отсюда строго на запад, до ближайшего острова. Назывался остров, судя по картам Древних, Дитя. Скорей всего, из-за своей формы сидящего ребенка. И именно на нем предполагалось найти ответы на древние вопросы, которые давно будоражили умы всех без исключения исследователей.
Сам Барьер представлял собой непрерывный, клокочущий паром разлом в коре планеты, который кипящие воды покрывали довольно тонким слоем. Небольшая толщина этого слоя подтверждалась частыми выбросами к небу сгустков раскаленной лавы, порой взметаемых на высоту до километра, что создавало дополнительную опасность для всего живого. Кое-где мелководье топорщилось торчащими к небу черными скалами. И с высоты птичьего полета, если, конечно, ветер сносил в сторону густые тучи клубящегося пара, линия разлома напоминала торчащую из воды спину чудовища, улегшегося поплескаться в пенящейся прибоем водичке. А его острый гребень протянулся от горизонта до горизонта.
