Наталья Болдырева - Ключ
- Нет! - Марк и Клемент. Они оба закричали это, в один голос, едва я сделал еще шаг.
Поглядели друг на друга удивлённо. Марк поднялся, выпустив страта, и тот выдохнул наконец свободно. Завозился, пытаясь встать на колени. Марк поднял его как котёнка, за шкирку, и поставил на ноги.
- Ты не сможешь вернуться домой после этого, - сказал Марк, зажимая ладонью прокушенную кисть другой руки, - я ведь верно всё понимаю, гном? Ты хочешь уйти, забрав ключ вместе с замком? Уйти туда же, куда ушли все твои сородичи?
- Всегда был умен, - сказал мне Калкулюс, будто жаловался на Марка. - Именно из-за него я застрял тут на столько. Из-за него и из-за этих вот, - он кивнул на страта. - Трижды! Трижды начинался путь, но они находили... находили и убивали хранителя. Проклятые фанатики.
- Без ключа никто не выйдет отсюда в любом случае, - сказал Клемент, тяжело дыша. Кажется, каждый вздох причинял ему боль. На губах выступала кровавая пена. Я подумал, что Марк, должно быть сломал ему пару рёбер. - Если это лабиринт у города Странников, то он завален. Наглухо. Мы не смогли пробраться внутрь, как ни пытались.
- Жаль, я не знал, - бросил Марк зло. - Как же вы собирали караваны в Накан?
- Точно так же, как собрали войска в твоем городе, - парировал страт, - городе, который ты обещался охранять. Небось, тоже не знал, что именно ты поклялся Орланду защищать ценой собственной жизни?
Марк тихо покачал головой.
- Умный был. И осторожный. Не доверял никому. Мы так и не смогли убить его, - он усмехнулся, - до самой его смерти.
Марк вскинул удивленный взгляд. Клемент смеялся тихонько, морщась от боли. Слёзы выступили на его глазах.
- Конечно же он был хранителем! Не даром век его правления стал золотым для этого мира... Нового Эрина, как назвали его вы.
Марк дёрнулся как от пощечины.
- Хватит, - оборвал их Калкулюс, - потом будете предаваться воспоминаниям. У вас будет уйма времени, чтобы наговориться. Действуй, - сказал он мне, и арбалет снова ткнулся Рокти между лопаток.
Я медленно двинулся дальше, пытаясь вспомнить - как именно я совершал переход. Я совершал его дважды. И если этот их древний король мог управлять своими способностями, значит должен научиться и я.
За многие и многие лиги к северу, за городом странников, за мороком, наведенным над пустыней, за длинною лентою тракта, освещенный узкими, косо падающими сквозь нелатаную крышу лучами восходящего солнца, упал на бурый, в грязных потеках матрас Горбун. Сердце билось у него где-то в глотке, грозя выскочить наружу. Он закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями.
Камень Алатырь. Прозрачный, как горный хрусталь. Сверкающий, как бриллиант. Источающий свой, внутренний свет. Он лежал там, в чаше. Такой огромный. Неохватный... Всего один.
Стон вырвался сквозь сцепленные до скрипа зубы. Горбун ударил кулаками в пол. Ещё и ещё. Услышал, как сыпется вниз, на второй этаж, древесная труха да забившийся меж досок мелкий мусор... Это помогло ему отвлечься, взять себя в руки. И принять решение.
Я бы обязательно научился отпирать эти чертовы двери между мирами, переносить всех туда, сюда и обратно... если бы мне дали немного времени для тренировок.
Я шёл по узенькому мосту, понимая, что все мои попытки сдвинуть что-нибудь в окружающей реальности тщетны, когда хлопнув вдруг крыльями, на яйцо приземлился ворон. "Кар-р-р-р!" - заорал он на меня, а потом вдруг затараторил скороговоркой непонятное, но жуткое настолько, что волосы дыбом встали у меня на руках. Клюв его, обитый сталью, был закрыт, отчего слова непонятного языка становились лишь жутче.
- Стреляй! - закричал Марк, сорвавшись с места, на ходу вынимая из ножен короткий гвардейский клинок, - Стреляй! - он, кажется, кричал это Калкулюсу, предлагая стрелять... в ворона?
Метательный нож с едва слышным чавкающим звуком вошел в тело птицы. Один. И еще один. А она всё сидела верхом на яйце, впившись в него стальными когтями и не думая замолкать.
Странное чувство накатило вдруг. Будто меня пытались выпить через соломинку. Пошатнувшись, я отступил на шаг, согнулся в три погибели, оперся ладонью о мост. Меня выворачивало наизнанку. Красные круги поплыли перед глазами. Казалось, я умру сейчас.
Горбун кричал, пытаясь вынуть душу из живого ещё тела. Пот градом катился со лба, его трясло. Ему казалось, что он умирает. Но у него был камень. Огромный, идеально ограненный камень. Камень Алатырь.
Глава 29.
"Я обещал её брату позаботиться о ней", - вот и всё, что он сказал, увидев её. Ту, которая прошла за ним до самой столицы, терпела нужду и унижения, опустилась до того, что стала телохранителем. И здесь - под жалом арбалетного болта - она очутилась тоже благодаря ему. Она закусила губу, так велика была обида. Хотя с чего бы ей было обижаться на него? Чужака, пришедшего с той стороны, ни минуты не желавшего быть ей мужем? "Домой! Домой!" - только на это его и хватало, только этого он и хотел, едва очутившись здесь. Он и сейчас хотел этого, хотел исчезнуть, переместиться куда-нибудь подальше, а лучше всего - обратно, за грань, разделяющую их миры.
Она сморгнула набегающие слёзы. Оглянулась украдкой.
Рыжая девчонка тоже была здесь. Рокти вглядывалась до рези в глазах. Так, как умеет видеть только её народ. Эта девчонка тоже была ктраном. Почти взрослым ктраном. Ктраном подростком. Она видела это совершенно ясно. Хотя бы еще и потому, что здесь был её лесной брат. Волк лёг, рыча, прижав уши к голове. Он не знал, как очутился здесь. Ей стало жаль его. Но лишь на какое-то мгновение. Он тоже был предателем. Ренегатом, покинувшим свой клан.
Рокти понимала теперь, как мог ошибиться Никита, принимая эту рыжую за ребенка. Она действительно была им. Где-то глубоко в душе оставалась маленькой девочкой - и это тоже было заметно. Ещё как заметно. Рокти казалось, что у неё двоится в глазах. Она будто видела их обеих - почти взрослую женщину и ребенка - одновременно. Но затем, приглядевшись, поняла - нет. Всё-таки нет, не одновременно. Суть этого ктрана менялась в зависимости от того, к кому обращался её взгляд. Она была женщиной для Марка. Ребёнком - для своего волка. Вернее, хотела бы быть - Рокти оставалось только гадать, как каждый из них относится к ней на самом деле - но не могла сделать окончательный выбор.
Рокти содрогнулась, увидев всё это. Непрерывное внутреннее метание, балансирование на грани, было похоже на непрекращающуюся пытку. Рокти поспешила отвести глаза.
Белгрскому монаху давно уже было всё равно. Он умер однажды, сам не заметив того. Продолжал делать что-то, повинуясь сложной системе понятий о дурном и хорошем, достойном и предосудительном, заложенной в него с малолетства, выработанной годами и отточенной до совершенства. В нём не осталось ничего своего. Кроме, пожалуй, смутного, слабо осознанного желания отомстить. Отомстить Марку. За чью-то смерть. Как ни вглядывалась, она не могла разглядеть ничего кроме рук, залитых кровью. Этот человек так долго видел их перед своими глазами, рассматривал внутренним взором... кажется это были собственные его руки.
