Дмитрий Щербинин - Пронзающие небо
Конечно, и Алёша и Оля, слышали множество историй про Лукоморье – эта, из светлого волшебства сотканная земля, действительно была мечтою многих.
– Теперь понимаю! – воскликнул Алёша. – Лукоморье, оно не только в нашем мире, но и в том, в Мёртвом. Ежели Мёртвый мир, есть отраженье нашего, да только искажённое, мраком наполненное, так Лукоморье не может исказиться – ибо оно есть один свет. Оно вне времени и пространства – оно во всех мирах, единое, и я двигаюсь сейчас и в Мёртвом, и в Этом мире!.. Во всех–всех мирах, какие только есть!.. Здесь ведь никогда не спят, верно – здесь всё есть чудеснейший сон!.. Так ведь?..
– Да – это так, – спокойно отвечал Дубрав.
До берега оставалось уже не более пятидесяти метров, и Жар с Вихрем, застыли на корме – готовились спрыгнуть, помчаться наперегонки по этому, нагретому солнцем берегу – ведь так они засиделись в лодке!..
В этот миг лодка, слегка качнувшись, уперлась носом в песок.
Первыми выскочили Вихрь с Жар понеслись – один черный, с развивающейся гривой, другой огнистый и не менее стремительный храпя.
Вот и Алеша спрыгнул на теплый песок, на котором лежали и маленькие и довольно большие янтарные каменья, были они самых разных форм и солнце сияло в каждом из них, полнилось чудесными образами. Обернувшись же к морю Алеша обнаружил, что оно необычайно чисто. Воздух был прозрачен, и до самого свода моря и неба словно бы лежали две синие, отражающиеся друг в друге, глади.
– Ну, и что же?! – усмехнулся Алёша. – Всё прекрасно!.. Глядите – в этих каменьях, точно сны мои сияют…
Он склонился, подобрал большую горсть янтаря, подбросил его вверх – но ещё когда только пальцы его прикоснулись к этим камням – дивный живой свет в них померк, словно ядовитые потоки ворвались в некогда чудные озёра – на лету обратились в чёрные, бесформенные ошмётки, и, наконец, совсем рассыпались в прах.
Дубрав склонил голову, и проговорил тихо:
– Ну – так я и думал…
– Что?! Что так и думали?! – вскричал Алёша и на глазах его выступили слёзы. – Ну же – отвечайте?!..
Алёша сжал кулаки, и топнул ногою – от этого удара всё побережье сотряслось, прорезалась по нему весьма широкая трещина.
– Алёша, тихо – прошу тебя… – стараясь говорить мягко, но всё же заметно волнуясь, молвил Дубрав, подошёл к Алёше – юноша отскочил. – Не смейте ко мне подходить! Слышите!.. Всё обман! Обман!..
– Ах, я должен был предвидеть это прежде. – тяжело вздохнул старец. – Алёша, выслушай меня, пожалуйста. Фея Авина, только из величайшей своей добродетели позволила нашей лодке приблизиться к своим берегам – иначе бы мы умерли от голода… Думаю, что – это во многом с её помощью убереглись мы от бури… Возможно, что – это она отогнала Снежную колдунью от нашей лодки… Алёша – ведь люди не достигают Лукоморья из–за тьмы, что в их сердцах гнездиться. Ведь здесь всё так чувственно, хрупко – здесь всё соткано из сновидений, грёз. А ты, Алёша – ты со своим медальоном, словно ядовитый, чёрный клинок погружаешься в плоть Лукоморья. Когда ты поддаёшься злому чувству – оно вырывается из тебя могучими вихрями, губит, всё–то прекрасное, что здесь есть. И потому, Алёша, мы не можем оставаться в Лукоморье – раз уж пригласила нас Авина, так до дворца её, конечно дойдём, а дольше…
Алёша закрыл глаза, и прошептал:
– Хорошо, хорошо – я буду стараться – я не поддамся больше этому…
И тут все услышали музыку – кто–то играл на гуслях.
Повернулись к дубу–великану, и там, на золотой цепи сидел, большой–большой, едва ли не с человека размером, кот. Был он серебристым, словно ночь наполненная яркими звездами, и даже издали сияли ярким лунным серебром его глаза. В лапах кот держал гусли и весьма ловко на них играл.
– А вот и кот–ученый, – негромко произнес Дубрав и поманил всех остальных за собой.
Но не успели они еще и нескольких шагов сделать, как музыка оборвались. Неожиданный вопрос заставил их остановиться:
– Эй, гости дорогие, гости редкие, смогли бы вы мне рассказать такую сказку или спеть песню, которую я не знаю?
– Да уж сколько вы сказок да песен, уважаемый кот, знаете, столько никто кроме вас не знает. Да и если бы и знали такую сказку или песнь, и стали бы все, что знаем рассказывать, так это бы долго вышло… – говорил Дубрав.
– Вот и хорошо! – перебил его кот и стал взбираться по цепи обратно, – давайте, начинайте рассказывать. А я любое ваше желание исполню.
– Но дело то в том, что мы очень торопимся – продолжал старец Дубрав, – и на вашем острове оказались по прихоти судьбы.
– Да уж мало кто волен попадать на этот остров, – вздохнул кот. – И куда же вы теперь? Не иначе как к Авине?
– Да, но только на вашем острове мы ничего не знаем и хотели бы найти себе проводника.
Кот ударил по струнам и произнес певучем голосом:
– Будут вам проводники – подождите немного…
– А сейчас будет вам угощенье! – мурлыкнул кот и, махнув хвостом, скрылся у себя в дупле. Никто и глазом не успел моргнуть, как он уже вернулся, держа в руках шитую цветами скатерть – ее кот, еще стоя у входа в свое жилище, бросил и она полетела, кружась, словно осенний лист. – Скатерть–самобранка, кормилица, а ну–ка, собери обед для гостей наших…
На скатерти, которая, пав на покрытый цветами луг почти слилась с ним, появились вдруг разные кушанья . Чего там только не было! – и все выглядело так аппетитно и свежо, что каждый вспомнил как давно не ел и не пил вдоволь. Теперь они и ели и пили сколько душе угодно, да при этом, стараясь забыть о собственных горестях, слушали ученого кота – тот рассказывал дивные истории, пел песни, от которых сознание полнилось ясными, красивыми образами… А потом вдруг:
– Ну вот, гости мои дорогие – день и ночь минули…
– Как так?! – изумлённо воскликнул Алёша. – А мне показалось – будто одно мгновенье!.. Если бы всегда так…
Кот, как ни в чём не бывало, приговаривал:
– Ну вот, кстати и ваши проводники!..
Он кивнул в сторону моря. Все обернулись. Оказывается, на море уже поднялось некоторое волнение. Волн в шумном, красивом напеве разбивались, взмывали сверкающими брызгами… Одна чреда волн привлекла внимание: волны эти возвышались над своими собратьями и блистали на солнце как–то особенно, как блестит что–то живое и еще Алеша услышал голоса: мелодичные, похожие на людские и в тоже время совсем не похожие – величественные и высокие как пение моря.
И вот хлынули эти высокие волны о брег, и не успевали они пасть и рассыпаться о песчаное золото, как расступались и выходили из каждой волны человеческие фигуры – впрочем человеческие ли?
