Андрей Имранов - Каменное эхо
– Он врет! – выкрикнул Урсай. Светящиеся круги вращались уже довольно быстро, узоры на них сливались в сплошную линию. Когда круги наберут некоторую скорость, заклинание начнет действовать, и остановить его, пожалуй, будет проблематично. Урсай же продолжал убеждать бандита: – Я и в самом деле не могу сейчас ничего сделать, но в остальном – он врет! Мое заклинание убьет его и эту девушку, вот он и задергался. Так и быть, я прощаю тебе неповиновение, но если ты, сволочь, нарушишь мое заклинание, живым тебе не быть.
– Шорох обоснуй? – Оштон посмотрел на меня.
– Светляки деда обложили вглухую, вышак ему копают. Сам сечешь – из малины его выкурили. Дед шандец греет, крохалям лес обломится, а он – верхами.
Оштон почесал затылок:
– Не силен я по фене, говорю ж, лешак. Ты… того, нормальным языком скажи.
– За ним, – я кивнул на Урсая, – светляки гоняются, скоро на зуб кинут… тьфу, шрат, въелось… прищучат скоро, короче.
– Это я понял, – отмахнулся Оштон, – че он задумал-то?
– Прошлое изменить, – честно ответил я, – сделать так, чтобы в Последней Битве победил Проклятый Принц.
Оштон бросил удивленный взгляд на Урсая:
– А он может?
Я кивнул. Оштон пожал плечами.
– Его право.
– Но это же означает, что все умрут! – воскликнул я в удивлении. – И ты тоже!
– А ты что, собрался жить вечно? – Оштон хмыкнул и развернулся к выходу. Урсай расхохотался.
– Благодарю тебя, мой друг! Каюсь, я недооценивал тебя раньше. Клянусь, я этого не забуду!
Оштон резко обернулся.
– А хоть бы и забыл, мне не жалко! – И, смотря на меня: – Какой шар?
– А? – спросил я, хлопая глазами.
– Какой шар сбить? – спросил Оштон спокойно. – Тот. что ближе ко мне или к тебе?
– Любой, – быстро ответил я. Если я правильно понимаю их назначение, то… а впрочем, неважно, потому что нож уже рассекал воздух под отчаянный вопль Урсая. Клинок воткнулся под шар, я на мгновение испугался, что Оштон промахнулся, но тут же понял, что он перебил ножом деревянную стойку. Шар покачнулся, с глухим звоном упал на пол и покатился в сторону, окутываясь облачками синих искр при пересечении каждой линии узора. Урсай замолчал и принялся лихорадочно водить руками, бормотать – похоже, готовил какое-то заклинание. Я присмотрелся к вращающимся кругам – по ним уже не было видно, что они вращаются. Интересно, как скоро они наберут необходимую скорость? Если Урсай успеет остановить процесс, у нас будут проблемы. Может, сказать Оштону, чтобы…
И тут мир залило ослепительным светом. Я заорал, зажмурившись и закрыв лицо руками, но свет не стал от этого слабее. Что случилось? Урсай успел? Или наоборот? Свет поблек, затем ослаб и пропал совсем. Я замолчал и прислушался. Тишина. Негромкие поскребывания и посапывания не в счет.
– Опа, – сказал чей-то голос, вроде Оштона, – темно.
Я открыл глаза. И впрямь темно. Если только у меня с глазами все в порядке… Я похолодел и попытался создать свет – не получилось. Проклятие! Я ослеп?
– Где-то у меня тут… – сказал тот же голос, прозвучали какие-то скребущие звуки, затем в темноте вдруг затеплился огонек. Самый обычный огонек самой обычной маленькой масляной лампы. Мерцающий свет выхватил из темноты лицо Оштона.
– Эй, паря, ты тут? – спросил он. – Что с сударем Виром?
«О ком это он?» – удивился я про себя, но не переспросил – я пытался понять, почему не получается создать Объемный Свет. Такое впечатление, что все работает, только вот вся энергия куда-то делась. А может… Я зачерпнул энергию из канала Тьмы и направил ее в заклинание. Яркий свет тут же залил помещение, высветив жмурящегося Оштона с лампой-коптилкой в руке, лежащую на полу и истекающую кровью Ирси и недвижимо замершую фигурку подростка, очень похожую на обычную гипсовую статую, благодаря снежно-белому цвету. Я быстро глянул вокруг истинным зрением, отметил отсутствие посторонних заклинаний и бросился к девушке. Попытался вспомнить подходящее заклинание, но в голове была сплошная каша, так что я просто скинул куртку, оторвал от нее рукава и обмотал ими запястья девушке.
– На, – произнес голос сзади, я вскинулся, разворачиваясь, с приготовленной Цепью Молний, но это всего лишь Оштон протягивал мне что-то, свисающее из руки.
– Ремнем перетяни, – сказал он, – тряпками, вишь ты, не остановишь – истечет.
Я молча взял ремень, Оштон осторожно отодвинулся.
– Что, – сказал он, наблюдая, как я накладываю жгут, – Вир-то неужель и впрямь собирался сделать так, чтобы Проклятый победил?
– Да, – сказал я, переворачивая Ирси на спину и с удивлением отмечая странный рисунок на ее теле, – он и помолодел-то оттого, что попытался в прошлое отправиться, но поначалу у него не вышло.
– Ишь ты, – сказал Оштон и принялся что-то шептать. Я обернулся и с удивлением увидел, что бандит молится – неумело, но истово. Я покачал головой и продолжил свое занятие. Кровь я остановил быстро, потом припомнилось и заживляющее заклятие. Пришлось снова черпнуть из канала. Пожалуй, не стоит тут задерживаться – если я правильно понял происходящее и если Урсай не врал, то нахожусь я, скорее всего, на лишенном стихийной магии Амаре и светляки, вполне возможно, мои операции с Тьмой уже засекли.
Все. Заклинание сделало свое дело, превратив глубокие кровоточащие раны в два серых рубца. Я быстро снял ремни, приложил ухо к груди девушки и облегченно перевел дух – сердце билось. Поднес ладонь к ноздрям – дышит. Ну, уже хорошо. Что же это за узор на теле и когда он появился? Когда Оштон только внес ее. ничего такого не было, точно помню. Я присмотрелся. Рисунок представлял собой две ломаные полосы синего цвета шириной в два пальца, тянущиеся от лона к груди, где они делали спираль, окружая сосок, и заканчивались прямо под ним. Я дотронулся до полосы – похоже на шерсть. Нагнулся, раздвинул волоски – вот бесовщина, и в самом деле шерсть. Волоски синего цвета густо росли прямо из кожи. Я вздохнул и решил не ломать пока голову. Ну шерсть и шерсть, подумаешь. Как бы девушку в чувство привести?
– Ирси, – позвал я негромко. Мне показалось, что веки у нее дрогнули. Но тут мое внимание привлек громкий скрежет с той стороны, где находился в очередной раз окаменевший Урсай. Я быстро обернулся – у белой фигуры, слегка потупившись, стоял Оштон.
– Я, вишь ты, ножом его ткнул, – сказал он удивленно, – так ить не тыкается! Как каменный!
Я кивнул.
– А скоко он так торчать-то будет, а, милсдарь хороший?
– Вечность, – отозвался я, поворачиваясь к Ирси.
– Вот хорошо, – обрадовался Оштон, – а то он, чую, сильно сердит на меня будет, когда очнется. А, слышь, милсдарь?
Я снова обернулся к бандиту.
