Александр Тув - Ходок VIIl
– Сам не видел… но боец мой видел черного демона в «Империуме». Говорить?
– Это который? – бросил на него острый взгляд начальник Серого Цеха.
– Трюм.
Эргюст, как любой правильный военачальник, знал всех своих людей. Ничего удивительного в этом не было. У Суворова и Александра Македонского было людей побольше, чем в его двенадцати пятерках, и ничего – всех знали. Никого не забывали. Трюму Старик симпатизировал. Парень не был «сынком». Как ни крути, но все «служащие» Серого Цеха пытались пристроить своих отпрысков к себе под крылышко. Разумеется, Серый Цех это не «Газпром» – такие кормушки вообще можно по пальцам одной руки пересчитать во всех мирах, но все же, по бакарским меркам, контора не из последних.
Конечно же, никто не будет спорить, что сынишка профессионального киллера – это не самый плохой человеческий материал, чтобы достойно сменить отца на «трудовой вахте» – из многих «сынков» получались вполне достойные профессионалы, высоко несущие знамя социалистического соревнова… тьфу ты! пардон-пардон – это из другой оперы, но Эргюст предпочитал self-made mans.
Так вот, возвращаясь к Трюму – парень рано осиротел, лет в пять-шесть, может чуть раньше, а может и чуть позже – точно никто, включая его самого, не знал. Отец не вернулся из очередного то ли торгового, то ли пиратского рейса, мать с горя слегла и за неделю сгорела от горячки, а Трюм, которого звали тогда Гемелл Каликс, оказался на улице, как и все его многочисленные братья и сестры. Поголодав, парнишка прибился сначала к Цеху Нищих, а потом «пошел на повышение» – начал воровать, потом грабить и в конце концов сумел пробиться в элиту «Союза» – Серый Цех. Кличку свою получил за любовь к морю, доставшуюся, по наследству, от отца.
– Хорошо… – кивнул Эргюст. – Я слушаю. Итак, что нового рассказал Трюм?
– Нового ничего, – нахмурился Шест. – Просто у него руки дрожат… Постоянно.
Если бы Шест обладал возвышенно-романтическим складом ума и способностью выражать свои эмоции словами, он бы непременно рассказал собравшимся о том, что поразило его до глубины души. О том, что Трюм стал бояться темноты и не постеснялся в этом признаться, о том, что Трюм схватил его за руку и умолял не оставлять одного… И еще, что в глазах у Трюма затаилась тень от черного демона, отчего взгляд у него стал затравленным, как у подранка, которого окружила свора легавых, что в голове у Трюма постоянно звучит вой этого самого демона, что прежнего, смелого и спокойного Трюма больше нет, что душу Трюма медленно, но неуклонно, как сахар в кипятке, разъедает страх, но ничего этого Шест – душевно черствый воинствующий материалист и прагматик не сказал. Не сказал не потому, что хотел что-то скрыть, а потому что не умел так говорить. Однако, собравшимся было и так все ясно. Им было достаточно сообщения о дрожащих руках. Шест замолчал, но чувствовалось, что внутри у него происходит борьба – говорить, или не говорить. Наконец, он решился:
– Не знаю… может показалось ему… – Шест вздохнул. Чувствовалось, что продолжать бригадиру не хочется, но раз начал, надо доводить дело до конца: – Трюм еще сказал, что видел там Святошу. До демона…
– Святошу?!? – прошелестело над столом.
– Да. Святошу. – Повторил Шест. – Так Трюм сказал. Он еще сказал, что Святоша странный был.
– В смысле? – поднял глаза Эргюст. – Что значит странный?
– Ну-у… лицо Святоши, а сам вроде и не Святоша… Потом он исчез, а вскоре демон начал наших выкидывать… – После этих слов ледяной ветерок просквозил по спинам всех собравшихся. Оказалось, что детские страшилки про лис оборотней вбиты в подсознание глубже, чем хотелось бы, что детские страхи никуда не делись. Каждому припомнилось, КТО жил под кроватью и поджидал во дворе, куда приходилось ночью выскакивать по нужде.
Настроение, и так не сильно хорошее, эти ностальгические воспоминания не улучшили. Тишина повисла над столом. Нарушил ее Карлик – бригадир девятой пятерки. Он протянул огромную, такую же, как он сам, ручищу, схватил свою галлонную кружку и одним глотком, с шумом, влил в себя не менее половины. При его размерах ничего необычного в этом не было – мог бы и полностью осушить. Такие гиганты в Сером Цехе, где лучшим достоинством считалась незаметность, не приветствовались, но выдающиеся профессиональные качества позволили ему занять достаточно высокую ступеньку в иерархии цеха. Кроме того, что Карлик великолепно владел духовой трубкой, чем конечно же никого не удивишь – таких самородков хватало, он был прекрасной, можно даже сказать – самой лучшей в Цехе, фигурой отвлечения.
В любом месте, где появлялся двухметровый гигант, выглядевший, из-за коротких ног, широких плеч и не менее широкой задницы, скорее приземистым, чем высоким, он тут же приковывал к себе всеобщее внимание, чем значительно облегчал работу своих людей. Пока обыватели глазели на бригадира, бригада делала свое черное дело и растворялась в людском море.
Если бы жители и гости славного города Бакара имели доступ к земной литературе последних лет, то они были бы поражены насколько Карлик походил на гнома, как их обычно рисуют на обложках фэнзийных книг, а именно – бородатый хрен, поперек себя шире – это что касается тушки. Лицо же бригадира особых примет не имело и выглядело, на удивление, благообразно. Можно даже сказать, что мясистый нос и маленькие, близко посаженные глазки, органично вписывались в широкую физиономию Карлика, придавая его облику завершенность и даже некий определенный шарм.
Так что, единственным отличием от земного шаблона были размеры – этакий двухметровый гномик! Но, так как на Сете про гномов слыхом не слыхивали, а суть людская везде одинакова и без сплетен обойтись не может, а внешность Карлика не могла не породить вышеупомянутые сплетни, то насчет его генетических корней имелись различные гипотезы. Одни злые языки, за его спиной, шептались, что мамаша Карлика согрешила с горным троллем, другие – что с гориллой, но в лицо этого, разумеется, ему никто не говорил, а на все сплетни и шепотки Карлику было плевать – он был поразительной флегмой, а не исключено даже, что и – фаталистом.
Вот и сейчас, не обращая внимания на тягостную атмосферу, воцарившуюся за столом, Карлик, вторым глотком, до конца осушил свою кружку и сыто отрыгнул, как бы внося тем самым посильный вклад в роскошь человеческого общения, происходящего за столом. Однако, его попытка оживить обстановку (если это действительно была сознательная попытка) пропала втуне, и мрачное молчание мгновенно отыграло утраченные, было, позиции.
Эта молчаливая мрачность, вкупе с общей аурой опасности, излучаемой серыми, как невидимым куполом, отгораживала собравшихся профессиональных убийц от шума и гама остального зала. Прочие посетители «Морской Девы» явственно ощущали границу, переходить которую не следовало и вели себя сдержанно и можно даже сказать – прилично.
