Ольга Громыко - Год Крысы. Путница
— Рыска, а подвенечное платье где?!
— Платье? — отстраненно переспросила девушка. — Какое платье? Ой! Я же в него ребенка завернула и поясом обвязала… Так вместе и отдала.
— Вернемся? — Жар, не дожидаясь ответа, повернулся к веске. Она была еще видна, дымки из труб ткались в маленькое сизое облачко, уползавшее к востоку.
Но Рыска неожиданно помотала головой и, подняв на друга измученные, запавшие глаза, пояснила:
— Какое-то оно уже не шибко новое для подвенечного. И вместо седла лежало, и топтали его, и костерным дымом насквозь провоняло… А на пеленки в самый раз сгодится.
— Все равно труда жалко! — Жар расстроился чуть ли не больше подруги. — Ты ж его столько вышивала…
— Ничего, другое вышью.
Было бы еще для кого, — уныло подумала Рыска, взбираясь на корову. — Кому я, дура такая, нужна…
ГЛАВА 28
При звуках тихой нежной музыки крысы задирают морды и пощелкивают зубами от удовольствия.
Там жеНа въезде в столицу досмотр оказался не в пример дотошнее обычного. Местным приходилось показывать знак жителя, бляху на цепочке (даже у нищих такие были, медные), чужаков же не только обыскивали, но и допрашивали — как звать, зачем приехал, надолго ли? — записывая все в толстенную книгу. Покидать город надлежало через те же ворота, сверяясь с записями.
К ринтарцам стражники прицепились, как два репья к коровьему хвосту. То ли из подозрительности, то ли желая содрать побольше. Назовись Альк полным именем — и с господином Хаскилем без вопросов пропустили бы даже десяток вооруженных до зубов головорезов, но это было бы несусветной глупостью. Саврянин, напротив, надеялся, что его никто не узнает. Семь лет все-таки прошло, холеный розовощекий юнец превратился в матерого, широкоплечего и жилистого мужчину.
Но когда стражники придрались к мечам, собираясь оставить их себе до выяснения, не краденые ли — уж больно хороши для таких бродяг, терпение Алька лопнуло.
— Это мои. — Саврянин властно положил руку на ножны. — Путникам дозволяется въезжать в город с оружием. И нигде не написано, что оно должно быть плохим.
— Ишь путничек нашелся, — фыркнул стражник. — Если мы каждому на слово верить будем…
— Доказать? У тебя, — Альк ткнул его мизинцем в пухлое брюхо, будто указывая судьбе дорожку, — печень пошаливает. Этим летом — один к девяти. А у тебя…
Второй стражник попытался спрятаться за напарником, но саврянин не поленился сделать полукруг и неумолимо взял жертву на прицел пальца.
— Зима в этом году будет холодная. — Голос Алька был ровный, веский, что убеждало лучше всяких заверений. — Застудная чахотка, один к пятнадцати.
Стражникам дружно поплохело прямо сейчас. Второй, правда, попытался неуверенно возразить:
— А я слыхал, что видуны без крыс больше одного из десяти вытянуть не могут.
— Верно, — благодушно согласился Альк. — Так что с тобой мои шансы были бы (Нет-нет, что вы, я и не думал вам угрожать! Просто глянул на дороги, а там уж Хольге решать) всего один к полутора. Что-нибудь еще хотите узнать? Про родных, про друзей?
Стражники дружно затрясли головами и расступились, пропуская путника и его приятелей.
— Вот это мастер! — восхитилась Рыска, когда Жар, худо-бедно уловивший суть разговора, пересказал его подруге. — Ты что, каждому человеку можешь с ходу все дороги предсказать?!
— Нет, конечно, — отмахнулся Альк. — Но они в это поверили, и ладно.
— Так ты их просто обманул? — разочарованно спросила девушка.
— Насчет причин — да. Насчет шансов — нет.
— Это как?
— У путников есть понятие слепой поворот. То есть ты чувствуешь, что это может произойти, но не знаешь почему. Вероятность, что летом этот стражник умрет, действительно один к девяти. Как именно, я не знаю — перепьет, пристрелят, с лестницы свалится, — но все равно могу попытаться вытянуть, вслепую. — Альк с удовольствием вдохнул запах столицы — накаленных солнцем камней, сохнущей тины по краям сточных канав, цветов с лотка проходящей мимо торговки. Вроде бы везде те же камни, те же канавы, те же цветы, а родной город даже с закрытыми глазами узнаешь. — Но обычно путники за такое не берутся. Неизвестно, сколько сил придется приложить и что в итоге получится. Помнишь, как ты меня вылечила? Вот, то же самое.
Окраина столицы напоминала Крокаш, но чем дальше приятели шли, тем выше поднимались дома и шире становились улицы. Камень все больше вытеснял дерево, однако мрачнее от этого город не становился, наоборот: каждый дом пытался перещеголять соседей как сортом гранита — от черного до белого, со всевозможным крапом, — так и украшениями.
— Ух ты! — Рыска остановилась, разглядывая пеструю мозаику во всю стену, из блестящих на солнце кусочков стекла: люди, птицы, деревья.
— Какой-то купец мошной бахвалится, — презрительно фыркнул Альк. — Лучше вон туда посмотри.
На первый взгляд дом казался потусклее, победнее — но то было уже не стекло, а поделочные камни, и подгоняли их друг к другу куда более искусные руки. Два воина сошлись в смертельной схватке, и мастеру удалось передать как стремительное падение меча на щит, так и напряжение тел, и исказившую лица ярость. А вблизи — просто маленькие разноцветные плитки, как мазки на картине. Чудо!
— В Ринстане, говорят, тоже красиво, — ревниво заметил Жар.
— Там лепнина. С голыми бабами по большей части.
— О!
— Вот-вот. Только так и удается приобщить вас к искусству.
— А кто в этом доме живет? — перебила Рыска, которой и мозаика понравилась, и на лепнину интересно было бы поглядеть.
— При мне… — Альк осекся. — Знаешь, давай-ка его стороной объедем.
— Не хочешь, чтоб из окошка заметили? — догадался Жар. — Почему?
— Потому что столичные слухи имеют свойство очень быстро разлетаться. — Саврянин свернул в проулок, жалея, что у них нет второй рясы. Зря вообще через центр поехали, по привычке повел.
— Ну и что? Тебе-то чего бояться? Наврал, что посольский сынок, или отец нынче в опале?
— Нет, — разом ответил Альк на оба домысла. — Поэтому и боюсь.
Вор понимающе и в то же время разочарованно присвистнул:
— А как мы тогда во дворец попадем? Я думал, ты нас проведешь.
— Проведу. Или тебе непременно через парадные ворота надо, с музыкой и перечислением титулов?
— Не, меня и ночью через забор устроит, — ухмыльнулся Жар. — И провожать тоже не надо.
— Если что-нибудь там сопрешь — заставлю сожрать, — угрюмо предупредил Альк.
— Понял, буду брать только мелкое и съедобное!