Наталия Аникина - Кошка, которая умела плакать…
— Иначе было никак нельзя… — сокрушённо кивнул танай. — Но дело не только в разоблачении одного предателя… Момент здесь более тонкий и куда более сложный и значительный, чем вы можете себе вообразить. Но это не моя тайна, и не моим устам открывать её миру…
От взоров алаев не укрылось, как напряглись мышцы патриарха Селорна. Он еле сдерживался, как бывало с ним всякий раз, стоило эалу оказаться рядом с невозмутимыми жрецами Тиалианны, спокойно рассуждающими о судьбах его соплеменников. Судьбах, по мнению Селорна, ими же и исковерканных. Решив как можно скорее прервать напряжённую паузу и не дать разъярённому патриарху испепелить взглядом рассказывающего такие полезные вещи таная, Аэлла ан Камиан спросила:
— Но неужели Веиндор мог не заметить предательницу в собственном доме?
— Сила, побудившая ее предать, скрыла своё влияние от глаз Веиндора, равно как и последствия этого самого влияния. Мысли предательницы оставались чистыми. Тот, кто стоит за всем этим, силён, Аэлла, и он не ограничится убийством тал сианай Эталианны. Он пойдёт дальше. Это война.
— Это невозможно, — прошептала бледная леди ан Камиан. Широко распахнутые от сильных переживаний синие глаза делали её ещё красивее. — Такого не может быть, — прекрасная алайка прижала затянутыми в белый шёлк перчаток руками нервно подёргивающийся кончик золотистого хвоста. Все знали, что две младшие дочери Аэллы ан Камиан, Талия и Тэлиан, сходство имён которых с именем Эталианны приводило мать в неописуемый ужас, сейчас отведены ею в личные покои Верховной жрицы, что располагались в части дворца Аласаис, обычно запретной для алаев.
— Мир изменился впервые, как только начало исполняться пророчество, — сказал танай. — И потом перевернулся вновь благодаря девушке Эталианне. И судьба наша каждый раз изменялась вместе с ним — теперь, после второй смены правил игры мы более не обречены на поражение, в наших руках всё изменить, — жрец некоторое время молчал, а затем вопросительно взглянул на Верховную жрицу.
Гвелиарин едва заметно кивнула. В её глазах блеснул гнев.
— Но, увы, не все пожелали бороться — среди вашего народа есть два настоящих предателя, которые помогли призрачной драконице в её чудовищном деянии.
— Кто? — рявкнул Селорн. Анар не сомневался, что на этот раз патриарх не преминет использовать свой дар телепата, чтобы вытянуть из таная имена проклятых алаев, для которых никогда более не будет милостиво сиять свет Глаз. — Это дети Криана Сая и Амиалис Руалской, — спокойно ответил жрец, глядя на разъярённого кота.
— Кто? Кто из них? — выдохнул эал.
— Даэланор и Геларион, — прозвучал тихий ответ.
— Мы полагали, что находясь в Элидане, они… — не сдержала изумления Эйтли, в то время как все остальные не могли вымолвить ни слова.
— Давно прошли те дни, когда брат Криана приглядывал за своими маленькими племянниками, — грустно улыбнулся танай и чешуйки на его лице матово блеснули, — они давно выросли, Эйтли. И сердца их отравило то же самое Зло, что завладело драконицей Веиндора и покусилось на разум Селорна, — когда танай обратился к юной алайке, голос его приобрел покровительственные нотки, услышав которые девушка возмущенно фыркнула, несмотря на всю серьёзность ситуации. — Первыми, кого Оно избрало своими жертвами, были руалские алаи, — продолжал жрец, — они покинули свой закрытый город и через подземелья отправились в завоевательный поход. Те самые подземелья, где таился Камень, через который Тьма правила ими. Агар Освободитель однажды наткнулся на их тайное поселение, и это стоило ему жизни.
— Следующей была дочь Освободителя, Амиалис. Это она убила Агира Девятого, царя Руала, ибо жаждала власти более всего на свете и во тьме, — обличил бывшую царицу танай. Он сделал небольшую паузу и продолжил: — Руалские аристократы не убивают друг друга вовсе не потому, что опасаются кары богини, просто душа жертвы способна указать на убийцу, — Анар уловил довольный блеск в глазах жреца, когда тот увидел гримасу отвращения, появившуюся на его лице. — Но если душа не покинет тело, то убийца окажется безнаказанным. Это было выгодно и врагу, который не хотел, чтобы мы узнали о тайнах руалских подземелий, и Амиалис. Но как было совершить такое деяние, как приковать душу к телу? — вкрадчивым шёпотом задал вопрос змей, и после краткой паузы сам ответил: — Для этого Ему впервые и понадобился серебряный дракон-призрак. Дитя Веиндора. Существо вне пороков, страстей, подозрений и посему практически никем не контролируемое. Да, наделенное невероятной мощью.
— Как и предсказывало пророчество, — мрачным, холодным, как могильный камень, голосом продолжил своё повествование танай, — один из детей Веиндора обрёл собственные цели, и случилось это как раз в то время.
Это была женщина, женщина-дракон. Если у истинных — то есть таких, какими их задумывал Веиндор и какими они были тысячелетия, — драконов нет практически никакой разницы между полами, нет ни потомства, ни любви — такой, как понимаем её мы, — то она была именно женщиной. С сердцем, способным страстно любить. И ненавидеть не менее сильно. Это и было частью пророчества, началом беды, которую оно предвещало.
Тот, кого она — имени её я не осмелюсь назвать теперь — любила больше своего служения, взял себе в жёны алайку. Его звали Криан, а его супругой стала царица Амиалис, которой впоследствии именно из-за этого брака пришлось отречься от престола.
В беседке послышался ропот изумления. Наблюдавший за всем происходящим Анар был поражён не меньше остальных. Он не мог и представить, что история его семьи может быть столь значительной для истории целого мира.
— Мудрая, благородная обитательница Тир-Веинлон, — возвысив голос, продолжал служитель Тиалианны, — она не смогла противостоять собственной, пусть и усиленной чьей-то волей, ненависти. Уже давно в тайне от всех она обдумывала, как отомстить своему врагу, которым она считала уже не одну Амиалис, а весь алайский народ. И чёрное Зло легко нашло дорогу в её сердце.
Коварство, мстительность, ярость и гнев — это всё было отныне с ней, — глаза таная недобро вспыхнули, одновременно оставаясь холодными, как у змеи, — и вскоре Он дал драконице возможность обречь на страшные муки отца своей удачливой соперницы. Ослеплённая жаждой мести, она прибыла в Руал и заключила душу Агира в аридоленовую тюрьму, даже не подумав о том, что тем самым помогает самой Амиалис, — закончил танай и вновь надолго замолчал.
Молчали и алаи — кто в изумлении, кто лишившись дара речи от негодования, а некоторые, сдерживая рвущиеся наружу проклятья.
— Все трое получили своё, — вздохнул жрец. — Но за Амиалис был долг, и позже она заплатила его сполна, а тогда она просто поклялась никому не рассказывать об украденных из головы отца тайнах подземелья и своём собственном посещении города алаев-отступников.
