Глен Кук - Холодные медные слезы. Седая оловянная печаль
– Да. Но только секунду и больше не вижу.
– Я тоже. – Он убрал бумагу. – Она бежит не от чего-то, а от кого-то.
– И к кому-то взывает. Думаешь, Брэдон имел в виду определенного человека?
– Бежит от кого-то к кому-то? – уточнил дотошный Морли.
– Может быть.
– К нему, к художнику?
– Может быть. – Я пожал плечами,
– К тебе? Ты ведь…
– Ты сказал, что видел ее.
– Я не уверен. Я видел женщину, но лишь мельком. Чем больше я смотрю, тем больше уверяюсь, что видел другую.
– Дженнифер?
– Да. Они очень похожи.
Я попытался уловить сходство.
– Нет, не нахожу. В Дженни много от Стэнтноров, а в этой ни капли. Наверное, голос мой дрогнул.
– Ну?
– Лицо в темноте. В нем тоже много стэнтноровского.
– Дженнифер? Брэдон изображал ее весьма скверной девчонкой.
– Не думаю. Кажется, это мужское лицо.
– Мужчине около тридцати и лицо совершенно безумное?
За окном опять сверкнула молния. Я вскочил и зажег лампы.
– Ничего не могу поделать. Озноб бьет, – пояснил я.
– Да уж. Все страшней и страшней становится. Как говорится, чем дальше в лес, тем больше дров.
Холод пробирал до костей – внутренний холод. Не удивлюсь, если окажется, что за нами все время наблюдали.
– Нужно разжечь огонь.
– Эврика! Повтори, что ты сказал.
– Сказал, разожгу огонь. Надоело мерзнуть.
– Гаррет, ты гений.
– Спасибо. – Что я такого гениального сморозил?
– Пожар в конюшне. Ты правильно подумал тогда: не ты причина поджога, а что-то, что Брэдон прятал. А что ты нашел в тайнике? Картины. – Морли ткнул пальцем в блондинку. – Эту картину.
– Не знаю…
– Я знаю. Что такое остальные полотна? Бред сумасшедшего. Портреты людей, которых мы и так видим каждый день, и виды Кантарда.
Я еще раз взглянул на картину.
– Вот ключ к разгадке преступлений. Вот из-за чего погиб Брэдон. Вот почему загорелась конюшня. Вот твой убийца. – Морли рассмеялся безумным, как все в этом доме, смехом. – А ты спал с ней. – Он хотел продолжать, но запнулся, подошел и положил руку мне на плечо. – Прости, старина.
Самому-то ему не заржавело б, он способен переспать с виновницей массовых убийств, а потом с улыбкой перерезать ей горло. И хоть бы хны. Милейший мошенник мой Морли, но есть в нем этакое жутковатое хладнокровие.
Впрочем, поняв, как подействовал его удар, он попытался как-то поддержать меня.
Я думал, что долго не очухаюсь, но пришел в себя довольно быстро, хоть и был потрясен до глубины души.
– Мне надо пройтись.
Морли не удерживал меня. Я подумал, что быстрой ходьбой смогу утихомирить боль, но испытанное средство не помогало. Не способствовало и завывание ветра за окнами, а гром действовал на нервы, как кошачий концерт в полночь.
Тогда-то я и вспомнил обещание, данное Дженнифер. Я обещал попозже заглянуть к ней. Что ж, убьем, как говорят в народе, одним выстрелом двух зайцев.
– Ты куда? – окликнул Морли.
– Так, обещал кое-кому, чуть не забыл. – Я поспешил уйти, пока он не помешал мне.
Но я вовсе не был уверен, что принял верное решение.
37
Я перегнулся через перила. Кид с Уэйном молча сидели у фонтана друг напротив друга. Кровь Чейна подтерли, Питерс ушел. Им-то чего не спится? Правда, не им одним: у меня тоже сна ни в одном глазу, несмотря на изнеможение и многочисленные раны и ушибы.
Я поднялся наверх и проскользнул на третий этаж. Никто меня не заметил. Этот домина словно создан для тайных свиданий. На цыпочках я подкрался к двери Дженнифер и постучал. Она не ответила. Учитывая все обстоятельства, я другого и не ожидал. Я толкнул дверь – заперта.
Весьма благоразумно. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться принять эту меру предосторожности. Я постучал вновь. Ответа не последовало.
Ладно, шум поднимать не стоит.
Я собрался было уходить, но остановился. Не знаю, что двигало мной, но я вернулся и попытался самостоятельно справиться с замком. Пустяковая работенка – пара минут, и дело в шляпе. Я вошел и запер за собой дверь.
Дженнифер не любила темноты. С полдюжины ламп горело в гостиной, абсолютно такой же, как у ее отца. Расположения комнат я не знал, но решил, что искать Дженни нужно за той дверью, из которой обычно появлялся генерал.
Я затрудняюсь определить это помещение – точно не спальня, скорее маленькая гостиная, скудно обставленная, с большим, выходящим на запад окном. Полутемно: горит только одна свеча.
Дженнифер сидела на стуле лицом к окну. Занавески были откинуты, буря не утихала, но она крепко спала. Вряд ли она услыхала мой стук, даже если б бодрствовала.
Что теперь, умная твоя голова? Одно неверное движение – сюда набежит народ, и ты оглянуться не успеешь, как станешь евнухом.
Ладно, не впервой мне попадать в такие непростые положения. Я тронул девушку за плечо.
– Проснись, Дженни.
Дженнифер отшатнулась, подпрыгнула на стуле и заверещала. Но небеса смилостивились надо мной: очередной удар грома заглушил ее крик, а потом она узнала меня и – более или менее – опомнилась.
– Ты ужасно напугал меня, Гаррет. Что ты здесь делаешь? – прижав руку к сердцу и задыхаясь, спросила она.
Прямо признаться было неловко, и я уклончиво ответил:
– Я ведь говорил, что зайду. Я и пришел, постучался, но ты не отворила. Тогда я заволновался, все ли в порядке, взломал замок и вошел. Ты была такая бледная… Прости, я только коснулся твоего плеча, я вовсе не хотел тебя испугать.
Достаточно ли искренне звучали мои слова? По-моему, да.
Я играл эдакого чистосердечного парнишку – и небезуспешно: уроки Морли не пропали зря. Она немного расслабилась и придвинулась ближе.
– Бог мой, надеюсь, мой визг не перебудил весь дом.
Я еще поизвинялся, а затем – это казалось совершенно естественным – приобнял Дженнифер за плечи: чтоб ей было уютней.
Через минуту-другую Дженни почти перестала дрожать и спросила голоском маленькой девочки:
– А теперь ты меня изнасилуешь? Ну и ну, удружила, лучше не придумаешь. Я разразился хохотом. Напряжения как не бывало, я даже слишком разошелся, пришлось взять себя в руки.
– Я сказала что-нибудь смешное? – Мой смех задел Дженнифер.
– Нет, Дженни дорогая, нет. Я не над тобой смеюсь – над собой, честное слово, над собой. Я не собираюсь тебя насиловать. Я дико устал. По правде говоря, я в таком состоянии, что не способен изнасиловать даже бурундучка. Меня сначала подожгли, потом трахнули по башке, а потом избили до полусмерти. У меня все болит, и я чертовски расстроен из-за Чейна. Сейчас мне ничего не надо, тем более кого-то насиловать. Просто хочется побыть рядом с женщиной – чтобы мы могли утешить и успокоить друг друга.
