Рэй Брэдбери - Темный карнавал
– Доброе утро, – сказал я.
Их пальцы прикоснулись к салфеткам на столах, пробежали сквозь струи бамбуковой занавески, висевшей в проеме двери, ведущей в гостиную. А один раз, мне показалось, они оба таинственно улыбнулись чему-то радостной, широкой улыбкой. Я спросил, как их зовут. Сначала они были озадачены этим вопросом, а затем сказали:
– Смит.
Я по очереди представил их всем, кто был за завтраком, потом они уселись, долго смотрели на еду и наконец начали есть.
Разговаривали они очень мало, и то когда к ним обращались, так что у меня была возможность заметить красоту их лиц: тонкие и изящные линии подбородка, скул и лба, благородный прямой нос, светлые глаза, только вот эти усталые складки вокруг рта.
Где-то посредине завтрака произошло одно событие, на которое я должен обратить особое внимание. Мистер Бриц, гаражный механик, сказал:
– Что ж, судя по газетам, сегодня президент снова собирал деньги на свою кампанию.
– Этот ужасный человек! Я всегда ненавидел Вестеркотта, – рассерженно фыркнул новоприбывший, мистер Смит.
Все посмотрели на него. Я тоже перестал есть.
Миссис Смит сердито взглянула на мужа. Тот негромко кашлянул и снова принялся за еду.
Мистер Бриц на мгновение нахмурился, а затем все мы закончили завтрак, однако я запомнил. Мистер Смит сказал тогда: «Этот ужасный человек! Я всегда ненавидел Вестеркотта».
Никогда не забуду.
В ту ночь она снова кричала, словно заблудилась в каком-то лесу, а я еще целый час не мог заснуть, размышляя.
У меня вдруг накопилось к ним столько вопросов. Однако встретиться с ними было практически невозможно, поскольку они постоянно сидели в своей комнате взаперти.
Впрочем, на следующий день была суббота. Я на мгновение повстречался с ними в саду, где они оба смотрели на розы: просто стояли и смотрели на них, не трогая – и крикнул им:
– Отличный денек!
– Изумительный, изумительный день! – воскликнули они оба почти в унисон и сконфуженно засмеялись.
– Ну, не настолько уж он хорош, – улыбнулся я.
– Вы даже не представляете, насколько он хорош, насколько он изумителен… вы даже подумать не можете, – сказала женщина, и отчего-то слезы вдруг навернулись у нее на глаза.
Я остановился в недоумении.
– Простите, – сказал я. – С вами все в порядке?
– Да, да.
Она высморкалась и отошла немного подальше, чтобы сорвать несколько цветов. Я стоял, глядя на яблоню, увешанную красными плодами, и наконец, собравшись с духом, спросил напрямик:
– Позвольте узнать, мистер Смит, откуда вы?
– Из Соединенных Штатов, – медленно произнес он, словно нанизывая слова одно на другое.
– Ах, а мне сперва показалось, что…
– Что мы из другой страны?
– Да.
– Мы из Соединенных Штатов.
– А чем вы занимаетесь, мистер Смит?
– Я размышляю.
– Понимаю, – сказал я, ибо все эти ответы были менее чем удовлетворительны. – А кстати, как зовут мистера Вестеркотта?
– Лайонел, – ответил мистер Смит и испытующе посмотрел на меня.
Лицо его побледнело. Его охватила тревога.
– Прошу вас, – негромко воскликнул он. – Зачем вы задаете эти вопросы?
И они поспешно ушли в дом, прежде чем я успел извиниться. На лестнице они выглянули в окно, посмотрев на меня, словно я был каким-то местным соглядатаем. Я почувствовал стыд и презрение к самому себе.
В воскресенье утром я помогал убирать в доме. Я постучал в дверь Смитов, но ответа не последовало. Впервые в жизни приложив ухо к двери, я услышал тиканье: негромкое щелканье и бормотанье множества часов, мерно постукивающих в комнате. Я застыл в ошеломлении. Тик-так-тик-так-тик-так! Два, нет, три часовых механизма! Когда я открыл дверь, чтобы вынести мусорную корзину, то увидел часы, рядами стоящие на письменном столе, на подоконнике и у ночного столика: большие и маленькие часы, показывающие один и тот же предполуденный час и тикающие, словно комната была полна цикад.
Столько часов! Но зачем? Я терялся в догадках. Мистер Смит сказал, что он мыслитель.
Я понес корзину вниз, к мусоросжигателю. Выгружая мусор, я нашел в корзине носовой платок миссис Смит. Я погладил его, вдыхая цветочный аромат. А затем бросил в огонь.
Платок не загорелся.
Я потыкал его кочергой и засунул поглубже в топку.
Но платок никак не хотел гореть.
Вернувшись к себе в комнату, я достал зажигалку, от которой прикуривал сигары, и поднес ее к платку. Но он упорно не желал гореть, и я не смог даже разорвать его.
А потом я вспомнил их одежду. И понял, почему она показалась мне странной. Мужской и женский покрой был обычен для этого времени года, но ни на одном пиджаке, рубашке, платье или туфлях не было ни единого, черт побери, шва, нигде!
Позднее в тот же день они снова вышли погулять по саду. Выглядывая украдкой из своего окна наверху, я видел, как они стоят вдвоем, держась за руки, и о чем-то горячо разговаривают.
И тут произошло нечто ужасное.
В небе раздался гул. Женщина посмотрела на небо, вскрикнула, закрыла лицо руками и повалилась на землю. Лицо мужчины побледнело, он растерянно поглядел на солнце, затем упал на колени подле жены, уговаривая ее подняться, но она продолжала лежать, истерически рыдая.
Пока я спускался по лестнице, спеша на помощь, они уже исчезли. Очевидно, обежали вокруг дома с другой стороны, пока я огибал дом с этой. На небе ничего не было, гул постепенно затих.
«Почему, – думал я, – простой и обычный звук самолета, летящего где-то высоко в небе, вызвал у них такой ужас?»
Через минуту самолет возвратился, и на его крыльях я прочел:
ОКРУЖНАЯ ЯРMAPКА!
НЕ ПРОПУСТИТЕ!
СКАЧКИ! РАЗВЛЕЧЕНИЯ!
«Решительно ничего страшного», – подумал я.
В половине десятого я проходил мимо их комнаты: дверь была открыта. На стенах я увидел висящие в ряд три календаря, на каждом из которых была ярко обведена дата: 18 августа 2035 года.
– Добрый вечер, – поздоровался я. – Надо же, сколько у вас тут отличных календарей. Весьма полезная и удобная штука.
– Да, – ответили они.
Я прошел дальше в свою комнату и остановился там в темноте, пока, наконец, не зажег свет, размышляя, зачем им понадобились три календаря, да еще и на 2035 год. Безумие. Но они были не безумцы. Все, что касалось их, было чистым безумием, кроме них самих: они были нормальными, здравомыслящими людьми с красивыми лицами; но у меня в голове стало кое-что складываться: настольные часы и еще те, что они носили на руке – по тысяче долларов каждые, если я хоть что-то понимаю в часах – и сами они беспрестанно проверяют время. Я вспомнил платок, который не горит, и бесшовную одежду, и фразу: «Я всегда ненавидел Вестеркотта».
![Рэй Брэдбери - Тёмный карнавал [переиздание]](/uploads/posts/books/121260/121260.jpg)
