Роберт Сильверберг - Замок лорда Валентайна. Хроники Маджипуры
«Безумие», — пробормотал Гиделон.
«Я слышу это в третий раз, и все равно не могу поверить», сказал Венценосец Властитель Стрэйн.
«…отрекаясь одновременно от трона Понтифика! И призываю жителей Лабиринта! Принести Властительнице Ариок колесницу! Помочь добраться до порта Стойен! Потом до Острова Снов! Дабы могла она нести всем вам утешение!»
В этот миг взгляд Ариока встретился с моим. Понтифик волновался, лоб его был покрыт испариной. Но он узнал меня, улыбнулся и подмигнул, подмигнул радостно, с торжеством. Я отвернулся.
«Его нужно остановить», — сказал Гиделон.
Властитель Стрэйн покачал головой:
«Слышите аплодисменты? Им нравится, и толпа все нарастает по мере того, как он переходит с уровня на уровень. Его поднимут до Устья Лезвий и доставят в Стойен еще до конца дня».
«Вы — Венценосец, — напомнил Гиделон. — Неужели ничего нельзя сделать?»
«Высший правитель планеты Понтифик, и каждое его распоряжение я поклялся исполнять. Изменить всенародно? Нет-нет, Гиделон, что сделано, то сделано, пусть и невероятное, но теперь нам придется жить с этим».
«Многая лета Властительнице Ариок!»— проревел утробный голос.
«Властительница Ариок! Властительница Ариок! Многая лета!»
Я смотрел, как процессия двинулась из Зала Масок, направляясь то ли к Залу Ветров, то ли ко Двору Пирамид. Мы — Гиделон, Венценосец и я — не последовали за ней. Ошеломленные, молчаливые, стояли неподвижно до тех пор, пока не исчезла веселая импровизированная свита новоявленной властительницы. Я был смущен, находясь в обществе двух самых великих людей нашего мира в столь уничижающий момент. Это было настолько нелепо и фантастично — это отречение и провозглашение — что они были сбиты с толку.
Наконец, Гиделон задумчиво произнес:
«Если вы принимаете отречение как имеющее силу, Властитель Стрэйн, то вы больше не Венценосец и должны быть готовы стать главой планеты и Лабиринта. Теперь вы наш Понтифик».
Слова его поразили Властителя Стрэйна. Сгоряча он, видимо, не подумал о последствиях признания нового титула Ариока.
Рот его открылся, но не вылетело ни звука. Сжимал и разжимал кулаки, словно себе самому делая знак звездного взрыва, но я понимал, что это всего лишь выражение замешательства. Я чувствовал благоговейную дрожь: это же невероятно — стать свидетелем передачи власти, к чему сам Властитель Стрэйн был совершенно не готов… Я понимал его: в расцвете лет оставить радости Замка Горы, сменить веселье городов и красоту мира на мрачный Лабиринт, снять венец звездного взрыва и надеть диадему — нет, он был совершенно не готов, и когда истинное положение вещей дошло до него, смутился и заморгал. Наконец, после длительного молчания, смирился:
«Да будет так! Я — Понтифик. Но кто, спрашиваю я вас, займет мое место Венценосца?»
Мы полагали, что это риторический вопрос, поэтому ни я, ни герцог ничего не ответили.
«Кто будет Венценосцем?»— гневно повторил Властитель Стрэйн.
Он не сводил глаз с Гиделона.
Скажу честно, я был поражен, став свидетелем событий, которые вряд ли забудутся и за десять тысяч лет. Но насколько сильнее это ударило по ним! Гиделон отшатнулся, что-то невнятно бормоча. С той поры еще, когда Ариок и Властитель Стрэйн были относительно юными, прежними Властителями Маджипуры был разработан ритуал передачи престола. И хотя Гиделон человек сильный и могущественный, сомневаюсь, чтобы он мечтал достигнуть когда-либо Замка Горы, и уж, конечно, не таким путем. Он задохнулся, не в силах произнести ни слова, в конце концов первым отреагировал я — опустился на колени, сделав знак звездного взрыва, и выкрикнул, дрожа от волнения:
«Гиделон! Властитель Гиделон! Да здравствует Властитель Гиделон! Многая лета Венценосцу!»
Никогда я не видел, чтобы люди так поражались, смущались, так мгновенно менялись, как бывший Властитель Стрэйн, ставший Понтификом, и бывший герцог Гиделон, ставший Венценосцем. На лице Стрэйна бушевала буря гнева и боли. Властитель Гиделон был чуть не при смерти.
И великая тишина.
Наконец Властитель Гиделон заговорил не своим, вибрирующим голосом:
«Если я Венценосец, обычай требует, чтобы моя мать стала Властительницей Острова Снов».
«Сколько лет вашей матери?»— спросил Властитель Стрэйн.
«Очень стара, дряхла, можно сказать».
«Мда… Наверняка, совершенно не подготовлена к трудам Властительницы, да и недостаточно сильна, чтобы вынести их…»
«Все так», — кивнул Властитель Гиделон.
«Кроме того, — продолжал Стрэйн, — на сегодня у нас уже имеется новоявленная Властительница, и другую так сразу не подберешь. Давайте посмотрим, как поведет себя и будет справляться с обязанностями во Внутреннем Храме Ариок, прежде чем подыщем кого-нибудь на его место».
«Безумие», — повторил Гиделон.
«Действительно, безумие, — согласился Понтифик Стрэйн. — Идемте, проследим, чтобы Властительницу в безопасности доставили на Остров».
Я отправился за ними к выходу из Лабиринта, где мы наткнулись на десятитысячную толпу, славящую его (или ее) — Ариока, босого, в роскошной мантии — и готовую доставить колесницу и отвезти его (или ее) в порт Стойен. Пробиться к Ариоку оказалось невозможно, настолько плотно стояла толпа.
«Безумие, — снова и снова повторял Гиделон. — Безумие!»
Но я знал другое: видел, как подмигнул мне Ариок, и понял его. Вовсе не безумие.
Понтифик Ариок нашел лазейку, чтоб выбраться из Лабиринта. Будущие поколения, я уверен, станут считать его имя символом глупости и нелепости, но он совершенно нормальный человек. Человек, для которого венец стал в тягость.
Так после позавчерашнего необычайного случая у нас появились новый Понтифик, новый Венценосец и новая Властительница Острова Снов. Теперь ты знаешь, как все произошло.
Калинтайн закончил рассказ и надолго приник к чаше с вином. Силимэр смотрела на него с выражением, которое казалось молодому человеку смесью жалости, презрения и любви.
— Ты как малое дитя, — сказала она наконец. — С твоими титулами, верноподданническими чувствами и прочими узами чести. Но я понимаю, сколько тебе пришлось пережить, и это на тебя повлияло.
— Есть еще кое-что, — заметил Калинтайн.
— Вот как?
— Венценосец Властитель Гиделон, прежде чем удалиться в свои покои и заняться всеми этими перевоплощениями, назначил меня своим помощником. На следующей неделе он уезжает в Замок Горы, и если… естественно, я обязан быть рядом с ним.
Ее изумительно бирюзовые глаза смотрели на него.
— Я родилась в Лабиринте, — сказала Силимэр, — и люблю то, что дорого всем здешним жителям.
— Таков твой ответ?
— Нет, — Силимэр покачала головой. — Ответ ты получишь позже. Чтобы привыкнуть к великим переменам, мне требуется гораздо больше времени, чем всем твоим Понтификам и Венценосцам.
— Значит, ты ответила?
— Потом, — повторила она, и, поблагодарив за вино и рассказ, оставила его за столиком.
Немного погодя Калинтайн тоже поднялся и устало направился к себе, слыша, как повсюду шумят о новостях. Словно гудение комаров, доносились слова, что Ариок теперь Властительница, Стрэйн — Понтифик, Гиделон — Венценосец. Он вошел в свою комнату и попытался уснуть, но сон не шел, и он уныло думал, что время отдаленности от Силимэр стало роковым для их любви и что вопреки ее намеку, она отвергла его.
Но он ошибался. Через день Силимэр прислала записку, что готова ехать с ним, и когда Калинтайн занял свое место в Замке Горы, она была рядом с ним, как и много лет спустя после того, как он первым приветствовал Венценосца Властителя Гиделона.
Его пребывание на посту помощника было кратким, но веселым, он занимался созданием великой дороги к Вершине Горы, что носит теперь его имя. И когда в старости вернулся в Лабиринт уже Понтификом, совсем не удивился этому, ибо всю свою способность удивляться израсходовал в тот давний день, когда Понтифик Ариок провозгласил себя Властительницей Острова Снов.
Пять
Пустыня Украденных Снов
Легенда об Ариоке, как видел теперь Хиссун, извратила правду о нем. Искаженный временем Ариок выглядел шутом, капризным клоуном, но если свидетельство Властителя Калинтайна что-нибудь значит, все было совсем не так. Страдающий человек, искавший свободы и обретший ее, — не клоун и не сумасшедший. Хиссун, сам угодивший в западню Лабиринта и стремящийся вкусить свежего воздуха внешнего мира, отнесся к Ариоку, как к брату по духу через тысячи лет.
Довольно долго потом Хиссун не подходил к Счетчику Душ. Проникновение в прошлое оказалось слишком сильным и болезненным ударом: в сознании оставались какие-то черты Тесме, капитана Еремайла, Синнабора Лавона — так что он с трудом разбирал, кто есть кто.
