Роберт Желязны - Одержимый волшебством. Черный Трон
— Так теперь вы партнеры?
— Более или менее, да.
— А Ван Кемпелен здесь?
— Да, здесь. Вы все еще продолжаете выполнять задание. Не хотите ли стаканчик шерри?
— В том случае, если мы продолжим беседу.
— Конечно. Что еще вы хотите узнать?
Он нашел небольшой бокал и наполнил его до половины.
— Вы говорите, что заплатите Энни. Но в то же время вы заставляете ее делать то, что она не хочет.
— Это для ее блага. Я могу вам доказать.
Я сделал глоток.
— Ну тогда докажите.
— Я оговорил ее долю с огромной выгодой, такой огромной, что…
— Понятно. А Эдгар По?
Он встал. Прочертив сигарой линию в воздухе, он прошел сквозь дым.
— Что Эдгар По? — спросил он. — Если он стал вашим другом и другом Энни, я сожалею. Искренне. Но эта уникальная привязанность между вами тремя не может длиться вечно.
— Или не будет длиться вечно?
— Не может, — Элисон кивнул, словно я с самого начала соглашался с ним. — Потому что По больше не существует. Его нет в этом мире, в нашем мире, мире практических дел. Он должен идти своим путем, как мы идем своим. Он выбрал путь мечтателя. Ни я, ни вы не выбирали за него.
— Ваш выбор в разделении.
— Ничего подобного, мой мальчик. Ничего подобного. Мечты и мир практицизма не могут долго сосуществовать.
Я сделал последний глоток шерри и отставил бокал в сторону.
— Я хочу ее увидеть.
— Конечно, — сказал он.
Он прошел через комнату и сделал мне знак. Я последовал за ним.
Он открыл дверь и мы прошли в другую комнату большего размера также с множеством книг и картин. Он пошел дальше, а я остановился около картины в нише слева от меня. Это был портрет женщины с вьющимися волосами и большими темно-серыми глазами. На ней была старомодная шляпка и платье в стиле ампир с открытой шеей и плечами, украшенное цветами. Я остановился и не мог отвести взгляда от этих загадочных глаз, темной массы волос.
— Пойдемте, — позвал Элисон, останавливаясь в проеме двери.
— Сибрайт Элисон очень похоже на сценический псевдоним, — сказал я. — Вы когда-нибудь играли на сцене?
Он прищурил глаза.
— Возможно. А почему вас это интересует?
В ответ я тоже пристально посмотрел на него. Картина была увеличенной копией той, что была у меня в миниатюре — единственный портрет моей матери Элизабет. Сомневаюсь, знал ли он о его существовании.
— Мне как-будто знакома эта леди, — сказал я.
Он пожал плечами.
— Портрет достался мне как часть собственности, которую я приобрел. Очень хорошо смотрится на этой части стены.
У меня закружилась голова. С тех пор как я познакомился с этим человеком, ничто не производило на меня такого сильного впечатления, как это.
— О, — сказал я и повернулся, чтобы идти.
Он миновал дверной проем и прошел в следующую комнату с высоким потолком, заполненную книгами, оружием и картинами. Я быстро вернулся назад и провел пальцем по пыльной бронзовой пластине, на которой была подпись к картине.
— Элизабет Арнольд, — прочел я и поспешил за Элисоном.
Это было имя моей матери, хотя это подтверждение моей догадки было уже излишним. Неужели он тот человек, который бросил ее… Но это был другой мир, а не тот, которому я принадлежал. Ceteris Panibus, он был отец По, а не мой. Но на этой Земле было все не так, как на моей. А это означало, что мне никогда не удастся точно узнать, жертвовал ли он своим сыном в этом деле осознанно и преднамеренно. И был ли мой отец там, дома, похож на этого человека.
— Здесь очень мило, — сказал я, догнав его. После этих двух комнат дверей уже не было, теперь мы проходили через сводчатые проемы в готическом стиле, задрапированные красной или голубой материей. Я начал догадываться, что эта галерея проходила вдоль большей части здания.
— Вы не помните своих родственников, не так ли? — сказал он спустя какое-то время.
— Наверное, нет. Я был так мал.
Мы дошли до конца галереи и повернули направо. По короткому коридору мы прошли мимо проема, выходившего во двор, где довольно большая группа вооруженных людей коротала время, от скуки разглядывая друг друга с противоположных сторон двора.
— Команды атлетов? — предположил я.
Он ухмыльнулся.
— Да. Моя и их. Они здесь для того, чтобы мы не сомневались в честности друг друга.
— Так вам пришлось объединиться, чтобы дать цену, назначенную Ван Кемпеленом?
Он кивнул.
— Этот человек провернул выгодное дело.
— Если бы у него был мой опыт, он бы нанял собственную команду атлетов, чтобы не сомневаться в честности двух других.
Он похлопал меня по плечу.
— Говорите как истинный солдат, — заметил он. — Это одна из причин, по которой я нанял вас. Вы еще расскажите мне все о вашей одиссее, когда дело будет закончено.
— Как продвигаются дела у Ван Кемпелена?
— Он получил то, что мы хотели, — сказал он.
— А когда вы получите это, как он выйдет отсюда?
Он сделал глубокую затяжку, потом отвел сигару и не спеша выпустил дым. Потом он показал мне оба ряда своих зубов, но не сказал ничего.
— Хотите посмотреть его лабораторию?
— Я хочу увидеть Энни!
— Возможно она там.
— Что произойдет с ней, — спросил я, — когда все это кончится?
— Вам известно, что она от природы величайший медиум в мире.
— И что это значит?
— Обладатель такой силы стоит денег и может быть использован во многих других предприятиях.
— А если она не хочет работать?
— Она постоянно попадает в зависимость от определенных лекарств. Она будет работать ради них.
Я почувствовал, как к глазам подступили слезы.
— Я рад, что вы не мой отец, — сказал я, поддавшись порыву.
Он отмахнулся, словно я ударил его. Моя рука была на рукоятке сабли. Я опустил ее. Он все еще был мне нужен.
— Но я и не отец По, — сказал он сквозь зубы.
— Никогда не говорил, что вы его отец. У вас есть дети?
Он отвернулся.
— Не стоит об этом говорить, — сказал он.
Я последовал за ним, как мне показалось, в северном направлении.
— Вы ненавидите меня, не так ли? — спросил он спустя некоторое время.
— Это так.
Он помедлил на вершине широкой каменной лестницы, повернулся и прислонился к стене.
— Я хочу, чтобы все было решено сегодня же.
— Так вот что вы имели в виду, говоря о моем своевременном появлении?
Он кивнул.
— Сегодня вечером все решится. Но для вас это, должно быть, не является неожиданностью?
— Думаю, что нет.
— Я получу все золото, — сказал он тогда. — Но должен буду отдать большую часть своего состояния, включая это местечко.
