Дэвид Эддингс - Сияющая цитадель
— Слышу тебя, Анакха, — голос вновь исходил из уст Вэниона.
— Я чувствую внутри тебя Троллей-Богов. Могут ли они понять мои слова, когда я говорю на этом языке?
— Нет, Анакха.
— Хорошо. Киргон обманом завлек троллей в Дарезию и обратил их против атанов, наших союзников. Хотим мы убедить Троллей-Богов вернуть под свою руку их заблудшие творения. Мыслишь ли ты, что прислушаются они к нашей просьбе?
— Всякий бог, Анакха, более чем охотно внемлет словам о приверженцах его.
— Я и сам так думал. Согласишься ли ты с заключением моим, что весть о том, что Киргон похитил у Троллей-Богов их приверженцев, разъярит их?
— Разгневаются они сверх всякой меры, Анакха.
— Как, мыслишь ты, следует нам наилучшим образом говорить с ними?
— Поведайте им в простых словах о том, что произошло. Не говорите слишком быстро либо туманно, ибо они соображают медленно.
— Это я успел заметить и прежде, встречаясь с ними.
— Будешь ли говорить с ними ты? Никоим образом не желал бы я тебя обидеть, однако на наречии троллей говоришь ты грубо и неуклюже.
— Это твоя работа, Вэнион? — возмутился Спархок.
— Ни в коем случае! — запротестовал Вэнион. — Я совершенно не разбираюсь в тролличьем языке.
— Прости мою неумелость, Голубая Роза. Наставница моя торопилась, обучая меня языку людей-зверей.
— Спархок! — воскликнула Сефрения.
— А что, разве не так? — Он снова обратился к камню. — Сотоварищ мой, сэр Улаф, более знаком и с троллями, и с наречием их, нежели я. Он и поведает Троллям-Богам, что Киргон похитил их детищ.
— Тогда призову я их дух, дабы сотоварищ твой мог говорить с ними.
Камень дрогнул в руке Спархока, и вновь возникли те гигантские фигуры, которые он видел в храме Азеша, — только на этот раз они были близко, и он мог разглядеть их, о чем искренне сожалел. Поскольку их сущность была заперта в Беллиоме, их силуэты были очерчены лазурным свечением. Тролли-Боги высились над ним, злоба искажала их полузвериные лица, и только сила Беллиома сдерживала их ярость.
— Ну что ж, Улаф, — сказал Спархок. — Положение опасное. Постарайся быть очень, очень убедительным.
Рослый генидианец с трудом сглотнул и выступил вперед.
— Я — Улаф из Талесии, — проговорил он на языке троллей. — Я говорю от имени Анакхи, творения Беллиома. Я принес слово о ваших детях. Будете вы слушать меня?
— Говори, Улаф из Талесии. — Судя по треску пламени в великанском голосе, это был Кхвай, бог огня.
На лице Улафа появилось выражение мягкого упрека.
— Мы удивлены тем, что вы сделали, — сказал он. — Почему вы отдали своих детей Киргону?
— Что?! — проревел Кхвай.
— Мы думали, что вы хотели этого, — продолжал Улаф с притворным удивлением. — Разве вы не велели вашим детям покинуть родные места и идти много снов по льду-который-не-тает в эти чужие земли?
Кхвай завыл, молотя по земле обезьяньими кулаками, подымая тучи пыли и дыма.
— Когда это случилось? — спросил другой голос, жирный и чмокающий.
— Две зимы назад, Гхномб, — ответил Улаф на вопрос бога еды. — Мы думали, что вы знали. Голубая Роза призвала вас, чтобы мы спросили, зачем вы это сделали. Наши боги хотят знать, почему вы нарушили договор.
— Договор? — переспросил Стрейджен, когда Сефрения перевела слова Улафа.
— Мы заключили с ними соглашение, — пояснила Флейта. — Мы не хотели уничтожать троллей, а потому обещали Троллям-Богам, что не тронем их детей, если они не выйдут за пределы Талесийских гор.
— Когда это произошло?
— Двадцать пять тысяч лет назад — приблизительно.
Стрейджен с трудом сглотнул.
— Почему ваши дети слушают Киргона, если вы не велели им? — спросил Улаф.
Одна из гигантских фигур вытянула непомерно длинную руку, и громадная ладонь нырнула в пустоту, постепенно исчезая в ней, как исчезает палка, если воткнуть ее в лесное озерцо. Когда ладонь вынырнула назад, пальцы бога сжимали отчаянно брыкающегося тролля. Бог заговорил, грубо и резко спрашивая о чем-то. Язык был определенно тролличий — сплошное рычание и ворчание.
— Вот это уже любопытно, — пробормотал Улаф. — Оказывается, даже язык троллей меняется с годами.
— Что он говорит? — спросил Спархок.
— Не могу разобрать, — ответил Улаф. — Язык настолько древний, что я не понимаю почти ни одного слова. Зока требует у него ответа.
— Зока?
— Бог плодородия, — пояснил Улаф, напряженно вслушиваясь.
— Тролль в смятении, — сообщил он. — Говорит, что все они думали, будто подчиняются своим богам. Видно, маскировка Киргона была идеальной. Тролли очень близки своим богам и легко распознали бы малейшую разницу.
Зока взревел и швырнул визжащего тролля в пустоту.
— Анакха! — проревела одна из громадных фигур.
— Кто это? — шепотом спросил Спархок.
— Гхворг, — также тихо ответил Улаф, — Бог убийства. Будь с ним осторожен, Спархок. Он очень раздражителен.
— Я слушаю, Гхворг, — ответил Спархок чудовищному гиганту.
— Освободи нас из власти твоего отца. Отпусти нас. Мы должны вернуть своих детей.
С клыков бога убийства капала кровь. Спархоку как-то не хотелось гадать, чья это может быть кровь.
— Позволь мне, — шепотом сказал Улаф. — Это выше власти Анакхи, — громко продолжал он. — Заклинание, которое пленило вас, сделал Гвериг. Это заклинание троллей, и Анакха не знает его.
— Мы научим его заклинанию.
— Нет! — вмешалась вдруг Флейта, забыв о том, что собиралась только наблюдать. — Это мои дети! Я не позволю вам осквернять их тролличьими заклинаниями!
— Мы молим тебя, Богиня-Дитя! Освободи нас! Наши дети разлучены с нами!
— Моя семья никогда не согласится. Ваши дети считают наших детей едой. Если Анакха освободит вас, ваши дети пожрут наших. Этому не бывать.
— Гхномб! — проревел Кхвай. — Дай ей ручательство!
Гигантское лицо бога еды исказила мука.
— Не могу! — почти прорыдал он. — Это умалит меня! Наши дети должны есть! Все, что живет, — еда!
— Наши дети погибнут, если ты не согласишься! — Трава под ногами бога огня задымилась.
— Кажется, я вижу, за что можно зацепиться, — пробормотал Улаф по-эленийски. И снова заговорил на языке троллей: — Слова Гхномба справедливы. Почему он один должен умалить себя? Каждый из вас должен умалиться. Иначе Гхномб не согласится.
— Он говорит верно! — взвыл Гхномб. — Я не умалю себя, если все не умалятся.
Другие Тролли-Боги скорчились, и на их уродливых лицах отразилась та же мука, что и на лице Гхномба.
— Чего ты хочешь? — голос принадлежал богу, который до сих пор молчал.
— Бог льда, — шепотом представил Улаф говорящего. — Шлии.
