Дмитрий Туманов - Следствие считать открытым
— Мы не знаем, что там! Если твои догадки ошибочны, вернуться назад мы уже не успеем! — крикнула Региста, выслушав мои доводы.
— Но коней же туда не затащить! — воскликнули Таниус и Штырь, сообразившие, что входы в пещеры находятся на уровне крыши трехэтажного дома.
— Какие еще кони, людей надо спасать! У нас нет другого пути! Если мы полезем в ущелье, то там нас и похоронит! — возразил я, и этот довод был неотразим.
— Если ты решил погубить нас в буре, то не надейся спастись сам, — закончила Региста, всегда оставлявшая за собой последнее слово.
Прощайте, наши верные друзья. Простите нас за то, что мы приручили вас. Вот они, глупые, несчастные создания — они смотрят на нас и не знают, что осталось им всего ничего. Они верят людям, они верят, что хозяева не бросят их, не дадут в обиду. И вера их столь чиста и беззаветна, что многим людям в этом отношении далеко до наших меньших собратьев. Таниус, Штырь, рыцари Храма — все они прощались со своими верными друзьями, снимая седла и уздечки. Таков наш горский обычай, завещанный предками. Каждый должен умирать свободным.
Когда мы, рискуя сломать шеи, карабкались к черным провалам, кони вдруг поняли, что их предали, что это — все. Горестное ржание, похожее на плач, заглушило на миг рев бури. Словно по команде лошадиный табун развернулся и устремился в песчаную мглу.
Мы же, скрепя сердце и скрипя песком на зубах, спешно спускались по узкой и извилистой пещере, уходящей внутрь скального черепа. Оттуда, из глубины, порывы ветра хлестали с такой силой, что устоять на ногах было совершенно невозможно. Сначала на четвереньках, потом — на пузе, но мы успели отползти внутрь скалы на сотню шагов, прежде чем направление ветра сменилось. Буря добралась до гор.
Ощущение было такое, будто гигантский космический великан дунул в пещеру. Нас потащило внутрь, кидая от стенки к стенке. Напор воздуха все усиливался, и первым это почувствовал Штырь, с жалобным воплем пролетевший надо мной. Вскоре и я ощутил чувство свободного полета, однако длилось оно недолго — я приземлился в заполненную песком расщелину, слегка кого-то придавив, а потом на меня сверзился еще кто-то, а на него — еще кто-то.
Ураган набрал силу, шквальные порывы песчаной пурги ревели и стонали над нашими головами, но в яме это почти не ощущалось. Мало-помалу все пристроились поудобнее, ощупывая свои синяки и шишки. Отдышавшись и перевернувшись на грудь, я зацепился рукавом за длинную спутанную прядь и обнаружил, что подо мной лежит леди командор собственной персоной.
— Слезь с меня, — глухо проворчала очнувшаяся Региста, однако я и ухом не повел, притворяясь оглохшим. Ее пальцы осторожно ощупали мое лицо, волосы. — Райен? Ты меня слышишь? Слезай сейчас же! Значит, не слышишь…
— Слышу, но не слезу. — С этими словами я вывернул полы своей куртки так, что они покрыли наши головы, и пыльно-песчаная круговерть осталась снаружи.
— Спасибо. Можешь оставаться, если тебе удобно.
— А тебе удобно? Мое колено лежит на твоем животе, моя рука — на твоей груди, мои губы осторожно касаются твоего уха. Положение довольно пикантное, если учесть, что я — мужчина, а ты — женщина.
— А-а, вот ты о чем… Мне все равно, я уже давно перестала быть женщиной. Я — воин, а душа воина сродни мечу — три локтя бесстрастной закаленной стали. Ты, наверное, думаешь, что я так же холодна и бессердечна. Поверь, это не так. То, что ты видишь, это броня, имя которой — долг. Чтобы пройти все испытания и стать истинным храмовым бойцом, я должна была поступиться своими чувствами, загнать их глубоко-глубоко, на самое дно души.
— Во имя чего такая жертва? Ведь именно чувства и делают людей людьми.
— Храбрость и страх, гордость и презрение, любовь и ненависть — они вынуждают людей поступать опрометчиво, необдуманно и безрассудно, что делает их податливыми влиянию зла. Я же — рыцарь Света, я должна защитить этот мир от происков Тьмы, и в моих доспехах не должно быть уязвимого места. Ведь злу достаточно неприметной лазейки, чтобы посеять семена сомнения в человеческой душе. А в боевом строю Гранселинга не должно быть слабого бойца — если дрогнет хотя бы один, то поражение неизбежно. Но нам нужна только победа, пусть даже ценой собственной жизни. В этом — мое призвание, это — моя судьба, это — моя стезя. Я выбрала ее сама.
— Но разве ты стала счастливее от этого?
— Счастье — это чувство преходящее. То, что вчера было счастьем, сегодня — уже нечто само собой разумеющееся, а завтра может вообще опостылеть. Не в том смысл жизни воина, чтобы исполнить свои мечты, а в том, чтобы те, кого он защищает, имели такую возможность. И, выйдя на поле Аверкорда, встав в первом ряду армии Света, приняв удар Тьмы на себя, ты должен помнить, что за твоей спиной — обычные люди. От тебя зависят их жизни, их судьбы. И если ты сумеешь их спасти, в этом и будет твое счастье, и оно останется с тобой навсегда.
— Постой, разве не Мессия спасет наш мир?
— Какой ты наивный… Мессия — это идеал, мечта, красивая сказка для добрых прихожан. Может быть, она придет, а может — и нет. А твари из Бездны время от времени прорываются в наш мир вполне реально, и если их не низвергнуть обратно, они натворят немало бед. К тому же ты неправильно истолковал священное писание (каюсь, я вообще-то и не читал его ни разу). Ниспосланная Небесами спасет души рода человечьего, но свою жизнь люди должны защитить сами.
— А у тебя не возникает ощущение, что вы, воины Света, слишком много на себя берете? Кто вы есть на самом деле? Горстка людей, далеких от мира и его чаяний, группа отчаявшихся фанатиков, бросающих вызов Тьме — эфемерному противнику, о сущности и природе которого вы не имеете ни малейшего понятия?
— К сожалению, ты прав, и прав во многом. Несмотря на кажущуюся силу, мы — простые смертные. Нас можно ранить и убить, нас можно сломить духовно. Наша вера совсем не отрицает разумное начало, и, взглянув на нашу борьбу с этой стороны, мы не видим в ней ни цели, ни смысла, ни конца. Иногда мы страдаем от одиночества и от безысходности, но только когда никто не видит. Нельзя показывать свою слабость своим друзьям и соратникам — это породит в их душах сочувствие и сомнение насчет твоей абсолютной боеготовности. А вот врагу можно пожаловаться и даже поплакаться — тогда он будет считать тебя уязвимее, чем ты есть на самом деле.
— Значит, я…
— Да. Ты скорее враг, чем друг. Мы, воины Света, интуитивно способны чувствовать темное поветрие и тех, от кого оно исходит. Так что я всеми фибрами души ощущаю, что ты каким-то образом причастен к Тьме, но в то же время ты не несешь на себе печать зла. Я не знаю, что мне делать с тобой. Поверь, я не хочу тебя убивать, но…
