Анастасия Парфёнова - Городская фэнтези — 2008
Но поскольку Квинт собирался пересечь вслед за Маргаритой запретную черту, он спрашивал себя зачем. Ему не было свойственно извращённое любопытство, а как женщина Марго его абсолютно не волновала. Конечно, он до сих пор ощущал какую-то смутную рудиментарную вину — иногда ему снились плохие сны, в которых он снова оказывался в доме на Горе и, что хуже всего, не один. И снова шевелились тени орхидей на фоне разбитых окон и падающего закатного неба, и кровь заливала розовый мрамор, и вкрадчивый плеск воды в бассейне оборачивался то тёмным приливом страха, то звуками шагов, то шёпотом в голове, от которого было одно спасение — загнать десятисантиметровые гвозди себе в уши.
Таким образом, ему оставалось посмотреть в глаза не очень красивой правде: он решил воспользоваться подвернувшимся случаем и выбрал весьма опасный способ избавиться от своих кошмаров. Ну а кто и когда видел красивую правду? Всё складывалось гладко: инстинкт жертвы увлекал Маргариту навстречу неизбежному концу, а Квинт всего лишь сопровождал её до входа в лабиринт, словно девушку, приготовленную для Минотавра. Правда, по слухам Минотавр жрал не только девушек…
Что-то подсказывало Квинту: отговаривать Марго бесполезно, для неё это важно, намного важнее всего, что было и случалось раньше. Кроме того, ему не хотелось выглядеть малодушным — пусть даже в глазах не вполне здоровой женщины. И если заявленная «Программа» окажется просто чьей-то дурацкой шуткой, они оба потеряют разве что пару часов. Ещё останется время вернуться в «ВООКашку» и напиться.
* * *Когда Квинт очутился на Круглой площади и поднял глаза на тёмную громаду Лысой Горы, решимости у него поубавилось. Задние огни такси быстро удалялись — момент запрыгнуть обратно в машину он явно упустил. Но, честно говоря, он готов был и пешком топать прочь отсюда — чёрт с ними с лужами и дождём, с разбитыми дорогами и октябрьской грязью. Тем не менее, помедлив секунд десять, он поплёлся вслед за Марго, будто Данте за тенью мертвеца, — в то самое место, которое вполне могло снова оказаться для него адом на земле.
Правило «не оборачиваться» он нарушил дважды. Городишко сиял внизу россыпями электрических огней, которым разлитая в воздухе сырость придавала слезоточивое свойство. Но вскоре бульвар обнял Квинта своими чёрными ветвящимися руками и прижал к своей чёрной асфальтовой груди, так что он больше не видел смысла пялиться назад в светлеющий проём между деревьями. Кроны разрослись и порвали провода, в двух местах пришлось перешагивать через поваленные ветром стволы. Декоративные живые ограды, некогда аккуратно подстриженные, теперь достигали трёхметровой высоты и, если бы не облетевшие листья, полностью скрывали бы постройки. Сквозь плотный частокол ветвей можно было разглядеть ветшающие крыши, каминные трубы, покосившиеся антенны, белеющие беседки, детские качели. Всё изменилось почти до неузнаваемости, впрочем, в прошлый раз Квинту было не до знакомства со здешними достопримечательностями. Зато подкатывало свинцовое чувство, хорошо знакомое ему по дурным снам: лёд в кишках и гнетущая тревога. Вдобавок не хватало то ли воздуха, то ли слюны.
Марго, даже если и попала под гипноз этого места, ничем не выдала смятения. Как оказалось, она успела заранее посмотреть старую городскую карту и теперь более-менее уверенно ориентировалась на местности. Дело несколько облегчалось тем, что кое-где на заборах и воротах ещё сохранились номера домов. Побеги дикого винограда сплетались в хитрые вензеля, сквозь которые проступали цифры, будто скрытые образы прошлого, и можно было только гадать, во что превратятся здешние головоломки лет через пятьдесят.
Они дошли до перекрёстка, и Квинт оглянулся опять. Стало ясно, что забрались они не так уж далеко, просто каждый шаг давался ценой определённого напряжения. И чем дальше, тем оно нарастало — ожидание худшего, выносимое до тех пор, пока не зазвенело в ушах. Откуда тут мог взяться треснувший церковный колокол? Его и не было.
Остановившись, Квинт схватил и потянул Маргариту за руку. Она странно посмотрела на него и сказала:
— Правильно, уже пришли. Вот это место.
Только теперь он осознал, что было не так на самом деле: слабое свечение, которое немыслимым образом легло на её лицо, словно тень. Пепельно-серый свет проникал из окон ближайшего особняка сквозь плотные шторы. Этот свет чем-то напоминал паутину — такой же эфемерный и почти незаметный до того момента, пока Квинт не обнаружил его источник, а потом оставалось только удивляться тому, что так долго и тщетно вглядывался в темноту. Но возможно, всё объяснялось гораздо проще: свет в особняке зажёгся минуту назад.
Ясно было, что этот дом в отличие от соседних обитаем — пока или уже? — и хозяин поддерживает его в сносном состоянии. Конечно, признаки упадка были заметны и здесь, парк одичал, невысокая ограда и южная стена сплошь заросли диким виноградом, однако чья-то рука определённо и не без умысла придавала медленному умиранию ностальгический оттенок, в котором, по мнению Квинта, заключалось несомненное очарование. Настоенный на осенней горечи воздух был почти неподвижен. В узкой аллее, ведущей от калитки к дому, сплошным ковром лежали листья — скорее всего не по причине хозяйской лени.
Кованные ворота отлично сохранились — обращал на себя внимание сложный символ на обеих створках, зашитый в абстрактный узор. В углу двора торчал флагшток, на котором повис флаг неразличимых цветов. Тускло поблёскивали влажные каменные скамейки и стол.
Маргарита уже протянула руку к кнопке электрического звонка, когда на улице раздался едва слышный скрип. Квинт быстро обернулся. Звук стал громче. К ним приближалась тёмная тощая фигура на старом несмазанном велосипеде. Человек в дождевике неспешно проехал мимо, не обратив на гостей ни малейшего внимания. Им так и не удалось разглядеть его лица под капюшоном.
Велосипедист представлял собой исключительно мирное зрелище, однако Квинту сделалось не по себе. В движении тощего всадника было что-то сомнамбулическое, едва ли не бредовое. Его кажущаяся нелепость ни на секунду не выглядела забавной и была будто позаимствована из какого-нибудь сюрреалистического фильма. Спустя всего минуту после того, как затих скрип ржавой цепи, Квинт не поручился бы, что велосипедист не был плодом его воображения.
Он повернулся к своей спутнице. В ответ на его недоуменный взгляд Марго пожала плечами и сказала:
— Не бери в голову.
Звонок прозвучал приглушённо и мелодично, напомнив Квинту китайский «поющий ветер». Из дома вышел человек, который при ближайшем рассмотрении оказался молодым и улыбчивым. Он был одет во все чёрное, только шею окаймлял белый воротничок, из-за чего парень смахивал на католического священника — современный прогрессивный вариант святого отца, имеющего возможность в любой момент связаться с Богом по мобильному телефону. Голос у него был глубокий и низкий, а тон уверенный.
